Над студёной водой

– Да. И со Стасом тоже, если ты хочешь об этом спросить, но не решаешься. У них всё отлично. А приехать я тебя прошу совершенно по другому вопросу.

– Хорошо, я буду, – коротко сказал Димка, а затем вдруг начал быстро прощаться. – Извини, мне уже пора бежать. Зовут…

– Конечно, – согласилась Ася. – До скорого.

Ей показалось, что за кадром зазвенел женский смех. Это не слишком удивило Асю – естественно, что на соревнованиях Димка тусуется не один, а в большой компании. Она же тоже постоянно вращается среди людей, в том числе мужчин.

Но сейчас Ася вдруг впервые подумала: а что, если Димка кем-нибудь увлечётся, пока они так далеко друг от друга? Ведь она, прямо скажем, тоже не образец добродетели – пусть её непонятное чувство к Белецкому всего лишь морок, но разве не забывает она напрочь о Димке в те моменты, когда Белецкий находится с ней рядом? Мог ведь и Димка тоже встретить какую-нибудь симпатичную каратисточку на этих соревнованиях… Хотя он всегда говорил, что подобный спорт убивает женственность. Ну ладно, пусть не каратистку, но… просто какую-нибудь девушку. Он привлекательный парень, видный, сильный, независимый, уверенный в себе… Женщины обычно слетаются на таких, как пчёлы на цветок.

Асе стало неприятно от подобного предположения, как будто покусились на её собственность. Но больше всего её сейчас испугало другое. А что, если она обратится к Димке с просьбой о браке и усыновлении, а он даст ей от ворот поворот? Вдруг у него давно уже всё к ней перегорело, как у неё перегорело, допустим, к тому же Стасу?

Обдумав эту вероятность со всех сторон, Ася с удивлением поняла, что решимости по поводу усыновления Никитки у неё не убавилось. Для себя она уже практически определилась. И даже если… даже если Димка будет против… что ж, значит – ей придётся воспитывать мальчика одной. Но она вытащит его отсюда, чего бы ей это ни стоило. Она заберёт его в Москву, пусть даже ей придётся дать кучу взяток и соблюсти море формальностей.

Решительно встряхнув головой, Ася резко развернулась и зашагала обратно, по направлению к детскому дому.

Посмотрев висевшее на стене расписание занятий у Никиткиной группы (даже во время летних каникул ребята продолжали потихоньку заниматься, чтобы к очередному первому сентября не растерять приобретённых за год знаний), она отправилась разыскивать нужный класс.

– Извините, – обратилась Ася к удивлённой учительнице под не менее удивлёнными взглядами учеников и самого Никитки, – могу я на несколько минут забрать у вас Никиту Иволгина? Я должна кое-что ему сказать. Это важно.

– Ну… если только на несколько минут… – растерянно откликнулась та. Никитка просиял и вприпрыжку выбежал из класса навстречу Асе. Она молча взяла его за руку и отвела к окну – туда, где больше света. Ей необходимо было видеть его лицо.

– Скажи мне, дружок, – начала она, волнуясь, – только очень честно и откровенно… Ты хотел бы уехать отсюда со мной и поселиться в Москве?

– Да, – кивнул он сразу же, ничуть не удивляясь вопросу, как будто ждал его. – Вы очень хорошая.

Ася старалась держать себя в руках и не выдать всю ту бурю чувств, которая сейчас бушевала у неё внутри.

– Пойми, это не шутки. Это – навсегда. Тебе придётся покинуть место, где ты родился и рос, оставить всех своих друзей, привыкать ко всему новому. В Москве ведь совсем другая жизнь, другой ритм, другие привычки… – перечисляя всё это, Ася сама себя ненавидела, а самое главное – ужасно трусила, что действительно сейчас всерьёз напугает мальчишку и заставит его передумать.

– Я хочу жить с вами, – глядя на неё ясными голубыми глазами, внятно повторил Никитка. Похоже, этот вопрос он давно уже считал для себя решённым. – Только вот… – он на секунду замялся. Сердце у Аси рухнуло куда-то вниз.

– Что? – сказала она дрогнувшим голосом.

– Вы не будете меня ругать, если я не стану называть вас мамой? – тихо и нерешительно спросил он, краснея.

Ася с облегчением выдохнула. Ресницы её сделались влажными, в глазах защипало.

– Ну что ты, маленький. Конечно же, я не буду тебя ругать, – она погладила Никитку по плечу. – Можешь звать меня, как твоей душе угодно. Даже «тётей Асей», – она улыбнулась. – Я знаю, что твоя родная мама тебе очень дорога, ты помнишь её и по-прежнему любишь.

Никитка счастливо заморгал и первый обнял Асю, прижавшись своей щёчкой к её щеке.

– Вас я тоже люблю, тётя Асечка, – прошептал он.