Над тёмными водами (СИ)

Германия тихо вздохнул, задумчиво стиснув губы. Поспешно согласившись, он окончил разговор и в последний раз посмотрел на бумаги, беспорядочно лежащие на столе. Пообещав самому себе разобрать их позже, Людвиг вышел из-за стола, повернувшись лицом к окну. Скользнув взглядом по соседним зданиям, он вышел в коридор, набросил на плечи пальто и пошёл вдоль улицы, опустив глаза. Добраться из Берлина в Венецию ему не составляло никакого труда: на вокзале его знала буквально каждая собака, что уж говорить о людях, работающих там. За то время, что Германия и Италия были союзниками, Людвиг успел провести в поездах столько времени, сколько не проводил даже дома — под тихий стук колёс, чьи-то приглушённые перешёптывания, редкий смех и звук собственного дыхания. Он успел выучить каждую мелочь, попадавшуюся ему на долгом пути в иную страну, вплоть до сломанных веток на деревьях и лужах в форме птиц. И где-то на половине пути он всё время засыпал, то прислонившись щекой к холодному и слегка пыльному стеклу, то кое-как устроившись на сидении, до тех пор, пока кто-то его не разбудит. Но, просыпаясь, он никогда не чувствовал себя отдохнувшим: глаза всё так же болели, закрываясь из-за усталости, кости ломило, а в душе распускалась всепоглощающая тоска. Ему казалось, что никто его в этом городе и не ждёт, что зря он вообще сел на поезд, зря потратил деньги на билет и снова зря уснул на середине пути.

Италия ждал его около моря, молчаливо всматриваясь в горизонт. Когда Германия подошёл к нему, Италия даже не покосился в его сторону. Сунув руки в карманы пальто, Людвиг шумно вздохнул, устремив взгляд на воду.

— И где же корабль? — холодным, но в то же время осторожным тоном спросил Германия. В ответ Италия лишь коротко кивнул в сторону небольшого, но изящного судна, которое спускали на воду: оно было до ужаса старомодным, похожим на те деревянные парусные корабли, что бороздили моря и океаны несколько веков назад. Но это не отменяло того факта, что корабль был сделан со всем мастерством, наполненный удивительной живостью, хоть и с пустыми белыми флагами и парусами.

— Позже, когда придумаем ему имя, тогда и разрисуем флаги, а там и паруса, — Италия слабо улыбнулся. — Только вот назвать его никак не могу, вот и решил спросить у тебя.

— Почему ты спрашиваешь меня? — Германия нахмурился, вспоминая названия собственных кораблей.

— Не знаю, — Италия пожал плечами. — Знаешь, есть такая традиция, когда корабль называют в честь любимых девушек.

— Всё равно не понимаю, причем тут я, — Людвиг насторожённо покосился на своего собеседника.

— Просто хотелось бы следовать традициям, но я не могу его назвать, — Италия опечаленно пожал плечами. — Уж придётся тебе подумать.

— Как будто у меня есть любимые девушки, — Германия раздражённо хмыкнул, давая понять, что тема не из приятных. — Вообще никого.

— Но ты всё равно подумай, надо же как-то его назвать, — Италия сунул руки в карманы брюк, улыбнувшись слегка сильнее прежнего. Германия снова вздохнул, опустив взгляд к земле. Задумчиво помолчав полминуты, он повернулся к судну, внимательно рассматривая пустые паруса и флаги.

— Может быть, — он тянул слова в совершенно непривычной для себя манере, — назвать его «Хризантема»?

Италия сосредоточенно хмыкнул, уставившись на корабль, спущенный на воду.

— Неплохо, — он слабо прищурился, довольно ухмыльнувшись. — Очень даже неплохо.

***

Япония обессиленно опустил руки, сжимая пальцы в кулак. Конверт, который он держал, тут же скомкался с едва слышным характерным треском. В душе заныла голодная пустота, ей вторил звериный вой, застрявший в горле, и сорвавшийся с бледных губ хрип, подобный птице, падающей с ветвей, чтоб улететь. Тяжело вздохнув, Кику нахмурился, распрямляя бумагу, которую только что сердито скомкал. Снова перечитав текст, он стиснул губы, хмурясь всё сильнее с каждой строчкой. Ему хотелось ущипнуть себя, чтоб удостовериться, что всё происходящее — какой-то кошмарный сон, но ущипнув себя три раза, он всё ещё стоял посреди комнаты, погружённой в полумрак, не верящий собственным глазам. Положив конверт и письмо на стол, Кику посмотрел на Германию, что сидел напротив. На его лице застыла печальная улыбка, полная отчаяния: по его взгляду было видно, что он зол на самого себя, но сделать что-либо он не мог, потому что они оба слишком опоздали. Огонь в камине шумно трещал горящей древесиной, вздымал языки вверх, вылизывая горячий воздух, подобно послушной собаке. Иногда Японии казалось, что он сам ничуть не лучше собаки — Германия просто позвонил ему, сказал пару слов, а он сразу же сорвался с места, подкупил кого-то в порту и явился в Берлин так быстро, как только мог. Словно пёс, так и ждущий чужой похвалы, он бросился чуть ли не в ноги Людвигу, покорно виляя хвостом и внимая каждому его слову, в экстазе дёргая лапой, когда его чесали за ухом.