Над вольной Невой. От блокады до «оттепели»

Вина Фридмана была достаточно быстро доказана и процессуально оформлена. Единственное, обо что споткнулось следствие, это вопрос о степени участия в произошедшем его жены. Первоначально Фридман давал показания, что Элеонора была в курсе, но затем в условиях следственного изолятора на очной ставке он не смог глаза в глаза повторить подобное и отказался от ранее данных показаний. Пока мать Фридмана сходила с ума от горя и стояла в очередях с передачами в «Кресты», Эллочка была замечена в компании новых кавалеров. Такие факты не заносятся в протокол, но даже опытные сотрудники удивлялись человеческой низости.

30 октября 1972 года в Ленинградском городском суде прошло судебное заседание. Отвечая на вопросы обвинителя, Фридман очень спокойно и с упоминанием множества деталей описал совершенные им убийства. Следователю иногда казалось, что он не вполне нормален.

Из интервью Нины Марченко: «Само по себе совершенное им убийство уже говорит о его ненормальности. Мне рассказывали психиатры, которые проводили экспертизу, что он высчитывал формулу падения капли в камере из крана в раковину. Конечно, какие-то отклонения были».

Экспертом по делу был Николай Николаевич Тимофеев — главный судебный психиатр Вооруженных сил, врач, пользовавшийся репутацией опытного и дотошного специалиста. Когда судья объявил, что обвиняемый приговорен к смертной казни, мать Фридмана, стоявшая в проходе, упала в обморок. Подсудимый улыбнулся и спокойно сел. Элеонора вышла из зала суда с двоюродной сестрой — они улыбались и в полный голос говорили о том, что надо торопиться, чтобы не опоздать на концерт.

Расстрелы преступников окутаны мифологией. Кто-то рассказывает, что расстреливали специально обученные люди. Кто-то говорит о том, что расстреливал взвод, но лишь у одного солдата есть боевой патрон. На деле все намного проще.

В Советском Союзе, говорят знатоки, было несколько «исполнительных» тюрем, в том числе и «Кресты». На втором «кресте» на первом отделении (так называемое два-один) в подвале и приводились в исполнение приговоры. Начальник изолятора сам выбирал, кому предложить эту работу. Согласившийся на нее не получал ни премий, ни талонов на питание, ни дополнительных отпусков. Этот шаг должен был быть его внутренним убеждением. Разумеется, все держалось в глубочайшей тайне. За несколько дней до приговора исполнитель был обязан прочитать дело. В день приговора в камеру к смертнику заходили начальник изолятора, исполнитель, прокурор, врач и двое охранников. Прокурор достаточно быстро сообщал смертнику, что шансов у него больше нет. В это время двое охранников подходили к смертнику и набрасывали ему на лицо полотенце. После этого приговоренного волокли по коридору. Обычно, по воспоминаниям участников процедуры, смертники не сопротивляются и не кричат. Открывается дверь в коридоре, так называемая обманка, там некое корыто, куда нагибают смертника. А дальше — табельное оружие, затылок, выстрел. Врач констатирует смерть. Тело отвозят на кладбище, где хоронят в заранее приготовленной могиле. И крестов, звезд, могендовидов на этой могиле не появляется.

Великая кофейная революция

Москве — чай, Петербургу — кофе. Виссарион Белинский писал: «Петербургский простой народ несколько разнится от московского: кроме полугара (водки. — Ред.) и чая, он любит еще и кофе и сигары, которыми даже лакомятся подгородные мужики; а прекрасный пол петербургского простонародья, в лице кухарок и разного рода служанок, чай и водку отнюдь не считает необходимостью, а без кофею решительно не может жить».

Чем объяснить эти кофейные пристрастия? Вероятно, влиянием местных немцев, прибалтов и финнов. Во всяком случае именно в Петербурге утренний кофе вошел в привычку.

В России кофе оказался при царе Алексее Михайловиче и служил средством от многих болезней, в том числе от мигрени.

Однако обычай пить кофе связывают с именем Петра I. Он часто бывал в Голландии, у амстердамского бургомистра Николая Витсена, известного кофеторговца. В Голландии Петр I и пристрастился к напитку, а по возвращении в Россию ввел его в обычай на своих ассамблеях. Он насаждал кофе с зверообразным усердием — как и ассамблеи, технические новинки, европейскую одежду и обычаи. Чтобы привлечь посетителей в первый русский музей — Кунсткамеру, посетителям бесплатно подавали водку и кофе.

Кофейные дома возникали и закрывались в Петербурге XVIII века, но большой роли не играли — их обычными посетителями были местные немцы и англичане. Кофе пили дома за завтраком, и после обеда и этот напиток постепенно становился все более популярным.