Nada

Ни в тот день, ни на следующий Дамиль не поправился. Он то лежал без движения, страшно ворочая глазами под закрытыми веками, то порывался вставать, но тут же, обессиленный, падал обратно, то горячо шептал, то злобно выкрикивал чужие непонятные мне слова, то бился в ознобе, то обливался потом – и все это очень сильно напоминало, к сожалению, банальную ломку. Несмотря на всю свою злость на Дамиля, я как мог ухаживал за ним – подносил воду, подавал жестянку, когда его тошнило, укрывал одеялами или, наоборот, обтирал влажной тряпицей, но помочь ему особо не мог. Молчаливая синеглазая женщина в ярко-синих одеждах приносила еду и воду, ловко перестилала постель. Несколько раз заходил Динай, молча смотрел на Дамиля и уходил. Мои вопросы он игнорировал – что-то произносил на своем языке или вообще молчал. Мне так хотелось заорать на него, на Дамиля – и орать, пока не упаду без сил. Я едва сдерживался. Как, как я мог довериться этому сумасшедшему?! Как я так бездумно положился на него – и что мне теперь делать – с целым ящиком образцов, без связи, без языка в этом чужом селении?

* * *

Байган появился под вечер следующего дня. Я еще не знал его, я вообще в первый раз его увидел его тогда. Он вошел в сопровождении троих или четверых незнакомых мне мужчин, высокий и широкоплечий, с непокрытой головой, с собранными в высокий пучок волосами – чего я никогда не видел у местных. По поведению сопровождающих сразу стало очевидно его высокое положение. Байган прошел в дом, поприветствовал меня по-английски и представился, протянув руку. Обрадованный его – пусть формальной – вежливостью, я начал было задавать вопросы, но он жестом остановил меня и прошел к Дамилю. Дамиль попытался приподняться, и Байган помог ему, бережно усадив на сафе, затем опустился рядом. Они некоторое время негромко разговаривали – я разобрал только повторяющееся «сии-кха… сии-кха…», а потом Дамиль зарыдал. Байган обнял его, как отец больного ребенка, и утешающее похлопывал по спине. Вскоре Дамиль затих. Байган жестом подозвал меня. Дамиль спал у него на плече, дыша глубоко и спокойно, как когда-то на тропе, успокоенный прикосновением ладони Диная. Мы уложили Дамиля, я поправил одеяла, а когда выпрямился, ни Байгана, ни его сопровождающих уже не было. Я выбежал из дому – никого, только на нижней террасе было заметно какое-то оживление – виднелись желтые огни масляных фонарей и слышались голоса. Я вернулся в дом. Дамиль спал. Я выкрутил фитиль в лампе и решил закончить записи, которые совсем забросил в этой свистопляске. Дневник всегда успокаивал меня. Я занимался этим уже около часа, когда услышал, что Дамиль зовет меня. Я подошел. Дамиль сидел на сафе, поджав ноги, и выглядел почти нормальным, только очень уставшим. Он кивнул головой на саф, и я присел рядом.

– Эдру, – глухо сказал Дамиль, смотря в пол, – ты должен принять это правильно. Доверься им. Я понимаю, что у тебя полно вопросов, но так уж получается, что времени на них совсем нет. Прости, друг, просто доверься им. Они тебе все расскажут, но позже. Пожалуйста. Просто доверься. Сии-кха. Доверься.

– Это наркотики, Дамиль? Ты наркоман?

– Что? – Дамиль удивился. – Нет, что ты, конечно, нет. Наркотики! Если бы все было так просто…

– А что тогда? Ты болен? Что это такое с тобой?

– Эдру. Я все равно сейчас не смогу тебе объяснить. Подожди.

– А кто, кто сможет? Что вообще происходит?

– Байган. Байган тебе скоро все расскажет, я думаю. Да-да, я думаю, будет так.

Дамиль взял меня за руку. Странно, но вся моя злость, все беспокойство и безысходность как будто отодвинулись. Сейчас я воспринимал Дамиля как старшего, плохо знакомого, но родного брата, вернувшегося издалека. От него веяло силой – и одновременно какой-то обреченной покорностью. Меня охватил ужас. Меня уже не пугало, что я остался без переводчика и без проводника в этом чужом селении. Эти мелочи показались мне смешными детскими страхами. Сейчас у меня было отчетливое ощущение, что рядом происходит что-то грандиозное, как будто в темноте за нашими спинами бесшумно ворочался гигантский невидимый механизм, и только редкие пропитанные запахами масла и железа вздохи выдавали это пугающее соседство. Я чувствовал, что опутан по рукам и ногам, вплетен в эту непонятную канву наряду с Дамилем, Динаем и прочими, как будто стал частью узора.

– Будет так… – повторил я.

– Будет так. Висламаа лаха-ан такум кудэхл-ку… – голос Дамиля звучал, как будто из-под воды. Его слова были похожи на песню. – Саф наджата-ми фи Бат-айи…

Из темноты появился Динай. Дамиль отпустил мою руку и легко поднялся ему навстречу. Я начал вставать, но он удержал меня, придавив рукой мое плечо:

– Нет.

* * *