Став рядовым в подразделении поручика Бошняка, Дурова должна была продолжить своё строевое образование теперь уже на групповых учениях. Согласно требованиям Устава того времени главным в действиях кавалерии на поле боя являлся сомкнутый (всадники ехали тесно придвинувшись друг к другу – «колено о колено»), двухшереножный строй (расстояние между шеренгами – одна лошадь). Такое построение они должны были сохранять при всех аллюрах: шаг, рысь, галоп, карьер – и при всех эволюциях: поворотах, перестроениях, например из взводной колонны в эскадронную, атаках. Все нижние чины занимали в шеренгах строго определённые для них места и нарушать это расположение не могли под страхом сурового наказания. Взаимодействие людей и лошадей достигалось путём постоянных и длительных совместных учений.
Учили конников в основном производству атак трёх видов: а) в сомкнутом строю; б) с выездом четвёртого взвода (фланкеров); в) в рассыпном строю. Кавалерию обычно атаковали сомкнутыми шеренгами; против пехоты, стоящей в каре, использовались фланкеры. Для преследования отступающего противника применяли атаку в рассыпном строю. Наиболее трудным считалось исполнение атаки в сомкнутом развёрнутом строю, который назывался «Эскадрон, прямо вперёд».
О разных случаях на кавалерийских учениях, где на поле маневрировали сотни всадников, повествуют полковые истории. Например, Туган-Мирза Барановский, служивший в лейб-гвардии Кирасирском Его Величества полку, приводит такой приказ полкового штаба: «Шеф благодарит господ эскадронных командиров за езды равные как в карьер, так и шагом, а равномерно за посадку людей и за весьма равную езду фронтом на обе шеренги, при чём и господа офицеры между собою равнялись…» Но далеко не всё кончалось благополучно: «При учении вчера в полку в атаке убились две лошади, и сие я не могу ни к чему иному приписать, как к тому, что карьер был сделан весьма длинной, и для того карьер делать не менее 50 и не более 100 шагов. Ежели его делать более ста шагов, то лошади, доскакав, теряют дух совершенно, и тогда малейшее препятствие весьма легко заставит лошадь споткнуться. Лучше я советую ехать рысью больше…»
Все эти опасности и трудности конной службы не пугали Надежду Андреевну. Она отлично держалась в седле, отлично управляла лошадью, доподлинно зная и характер Алкида, и его возможности. В обязанностях солдата ей не нравилось другое – жесткое требование постоянно находиться в общем строю взвода и эскадрона, не покидая шеренгу ни под каким видом.
Это требование она нарушала при каждом удобном случае. Так, в бою под Гутштадтом, когда Польский полк ходил в атаки поэскадронно, «товарищ» Соколов, выйдя из рядов четвёртого взвода лейб-эскадрона, присоединялся по очереди ко всем другим подразделениям, штурмовавшим каре вражеской пехоты. Под Фридландом, когда полк уже был выведен из боя, Дурова одна поехала смотреть, как действует русская артиллерия. При отступлении армии к Тильзиту она отстала от своей воинской части и чуть не потеряла лошадь.
Однако командование полка снисходительно относилось к этим проступкам юного солдата. Лишь в конце кампании шеф коннопольцев Коховский сказал, что его вывели из терпения шалости Соколова, и отправил Надежду Андреевну в вагенбург, то есть в обоз, вместе с её приятелем Вышемирским. «Кавалерист-девица» обиделась до слёз, но в душе, видимо, была согласна с генералом…
Рассказывая о времени своего рекрутства, Дурова дважды употребила слово «смертельно» как самый сильный из эпитетов. Смертельно она уставала после ежедневных военных учений и смертельно была… голодна. Так она узнала о другом испытании солдата. Из-за несовершенной работы интендантства, а часто из-за прямого воровства старших начальствующих лиц нижние чины Российской императорской армии иногда терпели недостаток в пище и в боевых походах, и при мирной службе.
Вообще-то казна должна была снабжать солдат провиантом – мукой и крупой. Из муки в полках пекли хлеб, считая его выдачу ежедневно на каждого нижнего чина 3 фунта (1200 г). Из крупы варили кашу, и чаще всего в источниках упоминается гречневая. Муку и крупу в воинских частях, как правило, получали не централизованно, а покупали у местных торговцев. Судя по книге «кавалерист-девицы», мука в Гродненской губернии в 1807 году была отвратительная: «Хлеб их так чёрен, как уголь, и сверх того, смешан с чем-то колючим (дресва); невозможно есть его, по крайней мере, я не могу съесть ни одного куска».
Эта ситуация могла быть и следствием злоупотребления, когда казнокрады в офицерских эполетах договаривались с поставщиками об «экономии». По письменному договору они платили деньги за высококачественную муку, фактически же брали бракованную. Разница в цене шла в карман мошенников, а страдали от этого солдаты.