Надежда сильнее страха (СИ)

Толпа внезапно замолкает. Подняв головы, мы замечаем, что на небольшой балкон, расположенный рядом с экраном, вышли Коин, Плутарх и ещё какие-то люди из верхушки Тринадцатого. Я тут уже нахожусь долгое время, но так и не удосужилась узнать их имена. Да и к чему? Для меня они ровным счётом ничего не значат.

— Сегодня, наши бойцы посетили Восьмой дистрикт. Это была крайне важная поездка, которая показала, насколько жестоки силы Капитолия, позволяющие… — голос Коин с каждой секундой мне кажется всё более и более отстранённым. Всё, что она сейчас говорит — заученные клише и пафосные эпитеты. Я бросаю взгляд на Рори: он тоже, кажется, не в восторге, но не слишком это показывает. Он замечает мой взгляд, и устало закатывает глаза, едва заметно усмехнувшись.

Наконец, слово передают Плутарху. Его хотя бы слушать можно. Он говорит о том, что операторы героически проявили себя, когда снимали материал, а также объявляет о том, что сейчас мы не просто посмотрим ролик, а посмотрим его вместе со всем Капитолием.

Загорается экран, и мы видим какие-то кадры, видимо, новостей. Голос вещает о том, что войска Капитолия отбивают у повстанцев территорию. На экране появляется мужчина-ведущий с зачёсанными ярко-фиолетовыми волосами, голос у него немного охрипший. Да и в целом он выглядит крайне обеспокоено и устало. Точно уже который час сидит в этой студии. Впрочем, кто его знает, может, так и есть.

— И срочные новости, — на мгновение в кадре появляется рука, передающая ему какой-то документ, — по подсчётам, в сегодняшнем столкновении с повстанцами в дистрикте-8 погибло 150 миротворцев и 300 местных жителей, — он замирает на секунду, точно задумавшись. — Несколько мятежников было взято в плен и сегодня они…

И именно в этот момент включают наш ролик. Пока ещё не поздно. Ролик начинается без какого-то вступления — тут же кадры с Китнисс в госпитале. На заднем плане дополнительно читает текст одна из помощниц Плутарха:

— Мы находимся в госпитале в дистрикте номер Восемь. На здание уже неоднократно устраивались обстрелы, персонал едва справляется с объёмом работы. Сюда привозят всех больных, которые могут хоть как-то передвигаться и кто хоть как-то может надеяться на выздоровление. Врачи стараются обеспечить помощью всех, хотя и сами в своём большинстве уже пострадали во время бомбёжек.

За это время на экране промелькнула вся наша команда и я, делающая перевязку той самой медсестре. Затем на пару секунд дают слово ей дают слово.

Экран гаснет, и через мгновение там появляется тот же самый ведущий, но уже куда более встревоженный:

— Только что была осуществлена очередная провокация со стороны повстанцев. Продолжаем новости. Как уже было сообщено, несколько человек было взято в плен, и сегодня они будут преданы трибуналу, наряду с некоторыми другими военными преступниками, — он говорит крайне быстро, немного проглатывая согласные, точно опасаясь, что эфир снова перехватят. И эфир снова перехватываем мы. Теперь уже с кадрами бомбёжки.

— Пленные? — поднимает бровь Рори. — Я вроде не заметил, чтобы они кого-то забрали.

— Думаю, их и не было. Лишь бы оправдать свои казни. Они их даже в прямом эфире показывают, — приглушённо шипит Пит. — Не удивлюсь, что сегодня они собираются показать именно очередную казнь.

— Они даже не повстанцев хватают, — присоединяется Финик. — Так, кто под руку попадётся. Женщин, стариков, детей. Был рядом — значит, уже повстанец. Лишь бы остальных запугать.

Я бросаю взгляд на экран: там Китнисс стреляет в планолёты. Плутарх и его люди выстроили всё максимально правильно. Особенно ярко смотрится ролик на фоне лживых новостей, думаю, и время они выбрали тоже намеренно. Китнисс выкрикивает свои искренние пожелания Капитолию, и тут же эфир перехватывают. Впрочем, всё, что нужно, уже было сказано. Я бросаю взгляд наверх: Плутарх с кем-то переговаривается через коммуникатор. Видимо, обсуждает результаты. А тем временем капитолийцы, действительно, решили показать казнь. Камера медленно пролетает по главной площади Капитолия мимо длинного ряда людей, стоящих спинами к толпе.

— Кто бы сомневался, — доносится голос Рори и тут же срывается. Камера замирает у одной из осуждённых. Судя по росту и комплекции, девочке лет десяти…

— Нет, Рори, это не может быть она, — шепчу я, глядя на экран. Но я вижу до боли знакомую тёмную косичку с выбившимися волосками, серое изгвазданное в саже, грязи и крови платье…

— Нет, — шепчу я, покачивая головой.

— Там, в Двенадцатом, я нашёл посреди дороги ленту, похожую на её, — вдруг доносится шёпот Рори. — Я думал, что уже с ума сошёл. А тут, — он больно сжимает мою руку, но я молчу. Я знаю, что он в шаге от того, чтобы сорваться. И я тоже. Я хочу ещё раз взглянуть, чтобы убедиться, но камера уже отлетела и теперь демонстрирует каких-то людей, зачитывающих приговор. Я замечаю, что Коин что-то указывает своим людям, отвечающим за технику, как зал пронзает громкий крик:

— Не смейте! — я оборачиваюсь и вижу Гейла. Вид у него крайне пугающий. Коин замирает и, взяв микрофон, лишь отвечает: