Надежды леди Коннот

Боже! Она подумает, что он балансирует на грани безумия, ведь его так же трясло на берегу Темзы!

Его замутило.

– Я много времени провел… в иле, в грязи у берега Флинт-Ривер в Хаттонс-Лэндинг. Иногда воспоминания возвращаются. – Он почти никому не рассказывал о том, что случилось тогда, и сам себе не верил, что сейчас рассказывает об этом Сефоре. Он не мог остановиться. – Я выбрался… а мой приятель не выжил.

«А его обвинили в убийстве и пытались линчевать… Ему на шею надели петлю, его рот был забит илом, и толпа, окружившая его, кипела ненавистью. „Повесить его! Повесить! Повесить!“»

– По-вашему, Адам Стивенейдж об этом знает?

– Да. – Его улыбка стала более естественной.

– Может ли он… представлять для вас опасность?

К нему вернулась выдержка, сознание прояснилось. Фрэнсис покачал головой. Он не хотел, чтобы Сефора Коннот знала о том, какие демоны его преследуют. Любуясь ее золотистыми волосами, на которые падали закатные лучи, он решил, что она производит впечатление праведности и чистоты. «Ангел светского общества»… Он все больше понимал, насколько подходит ей это прозвище.

– Пойдемте в дом.

Он обрадовался, когда она пошла за ним, и еще больше обрадовался, когда навстречу ей вышла сестра и отвлекла ее внимание.

Гейбриел предложил ему бокал. Он взял его.

– Она очень красива, маленькая и бледная леди Коннот.

– Да.

– И очень разумна. Тебе лучше? – В глазах Гейбриела было заметно беспокойство; Гейбриел когда-то был шпионом; ему удавалось разглядеть то, что скрывалось от других. – Она пыталась защитить тебя там, в саду. Несмотря на внешнюю хрупкость, в ней угадывается большая сила. Кстати, обрати внимание: она не надела обручального кольца Уинслоу. Интересно, почему?

– Прекрати, – устало возразил Фрэнсис.

Он точно понимал, куда клонит Гейбриел и что намеревался сделать он сам. Но это слишком опасно, а Сефора нуждается в защите. Ему нельзя здесь больше оставаться. Он неправильно поступил, что пришел; он вовсе не хотел причинять ей боль.

– Ты попрощаешься за меня с Сефорой Кон-нот? И поблагодари от моего имени свою жену.

– Разумеется.

– А Стивенейджу скажи, что я жду его завтра у себя дома. В час дня. Передай, пусть не опаздывает.

Когда Сефора снова обернулась, лорда Дугласа уже не было. В глубине души ей хотелось уйти отсюда и последовать за ним, но она отбросила эту мысль и сосредоточилась на том, что говорила ей Аделаида Хьюз.

– Когда ваша свадьба?

– В ноябре, леди Уэсли. В Лондоне, – добавила Сефора, надеясь, что разговор на эту тему закончен. Однако ее ждало разочарование.

– Должно быть, вам тяжело так терпеливо ждать соединения с человеком, которого вы любите всей душой и всем сердцем.

Сефора так и не поняла, что имела в виду хозяйка дома. Она вовсе не ждет брака с Ричардом и не любит его «всей душой и всем сердцем»… Все будет гораздо обыденнее. Она не ожидала впереди ни романтики, ни всепоглощающего счастья. У нее родятся дети; она состарится рядом с первым мужчиной, который ее поцеловал. Его поцелуи не пробуждали в ней той страсти, о которой она читала. Откровенно говоря, на большее она не надеялась. Она старалась прогнать из головы мысли о Фрэнсисе Сент-Картмейле.

Вторую половину дня Фрэнсис ходил по пивным по берегам Темзы; он пил, слушал и задавал вопросы.

Один человек слышал имя Клайва Шерборна; он вспомнил еще кое-что после того, как Фрэнсис предложил несколько монет, чтобы освежить его память.

– С ним всегда была девчонка, по-моему, его дочка, но он обычно лупил ее по щекам всякий раз, как она его злила; потом она все больше отмалчивалась. Если я правильно помню, Шерборн продавал дешевое бренди. Разумеется, я ничего у него не покупал. У нас всем заправляет моя жена, а она женщина набожная и ходит в церковь. Понимаете – мы не торгуем из-под прилавка, нам неприятности ни к чему… Помню, правда, что Шерборн назначал две цены для своего товара. Когда я услышал, что его убили, я подумал: уж не поэтому ли? Однажды я кое-что у него все же купил, для себя, для личного пользования, так сказать. Помню, что монеты пересчитывала девчонка; потом она убрала их в кошель, который носила на шее.

Прошлое его кузины проступало все отчетливее. Ребенка втянули в преступную деятельность, заставив быть соучастницей в контрабанде. Она жила среди отбросов общества, которые без всяких угрызений совести убили бы ее ради денег. Ради кошеля с деньгами, который она носила при себе. И Шерборн не стеснялся давать ей пощечины, когда она его злила. Ничего удивительного, что теперь Анна старается ни к кому не приближаться. Ее глаза видели слишком много ненависти, а сама она познала слишком мало любви.

Если Анна была свидетельницей последних часов Клайва Шерборна, знает ли об этом его убийца? Известно ли ему, что его может опознать девочка, которая хранила и пересчитывала деньги? Возможно, сейчас убийца гадает, видела ли его Анна… и где она прячется. Вполне возможно, ей грозит не меньшая опасность, чем Клайву. Убийца хочет заткнуть ей рот навеки…