Как ни странно, ему казалось, что он находится где-то далеко. Голова болела все сильнее; ему стало трудно дышать. Он покорно позволил слуге отвести себя к экипажу. Как только он опустился на сиденье, весь мир закружился у него перед глазами.
Последнее, что он видел сквозь стекло, – Сефора Коннот развернулась и посмотрела ему вслед, а потом тихо опустилась на усыпанную гравием подъездную дорожку.
– Глупая, глупая девочка! – Слова матери эхом отдавались в голове; Сефора с трудом разлепила глаза. – Вот я принесла тебе горячего молока.
Поднеся кружку к губам, Сефора с удовольствием пила теплую жидкость, от которой ей стало гораздо легче. Она в своей постели; вечереет. Неужели она проспала весь день? Она помнила, как Фрэнсис Сент-Картмейл угостил ее чем-то крепким, и напиток ударил в голову. Потом он упал… кажется, он ударился головой, потому что кровь потекла по его лбу. Ричард подскочил к нему и стал бить; отец с трудом оттащил Ричарда…
– Сефора, не думаю, что он простит тебя за такое.
– Кто, Сент-Картмейл? – Во рту пересохло; глаза никак не могли привыкнуть к свету.
– Не Дуглас! – Беспокойство в голосе матери снова сменилось гневом. – Герцог Уинбери, конечно. Подумать только! Рано утром ты возвращаешься домой в сопровождении графа, который печально известен своими дикими выходками и беспутством! При этом ты напилась, как деревенская девка. Неужели ты думаешь, что твой будущий муж обо всем забудет? Сефора, твой поступок за гранью всего, за гранью любого разумного объяснения! Твое доброе имя погублено. Навсегда!
Мать тихо заплакала, забрав у нее кружку и поставив ее точно посередине белой льняной салфетки.
– Прежде ты никогда не доставляла нам беспокойства. Всю жизнь ты была хорошей, послушной и разумной дочерью, девочкой, на которую все смотрели и завидовали. Все говорили, как нам повезло с тобой. Так было до того дня, как ты упала с моста. После того как ты упала, ты совершенно переменилась… – Мать громко всхлипнула. – Сегодня многие видели тебя в обществе Сент-Картмейла! Ричард привез к нам в гости свою тетку, суровую даму с твердыми нравственными принципами и несомненно добродетельную… Пойдут разговоры. Совершив свой безрассудный поступок, ты… все равно что бросила камень в пруд со стоячей водой. Сначала слышен лишь тихий плеск, но от камня по воде расходятся круги… все шире и шире. От тебя пахло спиртным, и ты была не в себе! Не знаю, как мы будем жить дальше! Более того, сомневаюсь, что мы можем жить дальше.
– Как папа?
– У него разбито сердце. Ему кажется, что пока ему лучше тебя не видеть.
– А Ричард?
– Уехал. Он прислал записку; пишет, как он разочарован.
Сефора уткнулась в подушку. В ней нарастал гнев. Он разочарован?! Он не знает, что такое разочарование… в отличие от нее.
– Я не хочу его видеть.
– Что ж, Сефора, – в голосе мамы слышались и сила, и убежденность, – по-моему, сейчас и он не хочет тебя видеть. Но имей в виду: если он откажется взять тебя в жены, вряд ли на тебе женится кто-то другой.
Фрэнсис сидел в библиотеке. У него болела голова; кроме того, он вывихнул руку. Тем не менее посидеть спокойно ему не дали.
– Уверяю вас, лорд Дуглас, девчонка – настоящая дикая кошка. Сорванец! Никогда за все годы, что я была гувернанткой, я не встречала ничего подобного! – Голос Селии Биллингхерст прерывался от слез; в одной руке она держала платок, которым время от времени утиралась, а в другой сжимала порванную книгу.
– Она не слушает ничего из того, что я ей говорю. А сегодня она… просто сбежала от меня, и я целых сорок минут не могла ее найти. Я думала, она умерла!
– Где она сейчас? – с трудом спросил он, так как у него болела челюсть после соприкосновения с сапогом Ричарда Аллерли, герцога Уинбери.
– За дверью. Я велела ей сидеть и ждать, пока ее не позовут.
Сердце у него упало. Мало ему фиаско в доме Коннотов, придется еще разбираться с неурядицами в собственном доме. Что за день!
– Миссис Биллингхерст, я поговорю со своей кузиной наедине, а после сообщу вам о результате.
– Разумеется, сэр. Хотя мне очень нужна работа и у меня превосходные рекомендации… вам вряд ли удастся найти другую гувернантку.
– Безусловно.
– Кроме того, мне кажется, что девочка что-то скрывает… что-то важное. По-моему, она боится чего-то из своего прошлого.
– Благодарю вас. – Фрэнсис подождал, когда она уйдет, и налил себе выпить; ему необходимо успокоиться перед разговором с кузиной.
Кроме того, он по-прежнему беспокоился за Се-фору Коннот. Что произошло после его ухода? Пришел ли в себя Уинбери? А ее мать? Кто-нибудь внес Сефору в дом, выслушал ее рассказ, постарался понять, отчего у нее крапивница?
В дверь тихо постучали, и он обернулся. В библиотеку вошла его кузина; в ее черных глазах плескались тревога и раскаяние.
В голову пришла неожиданная мысль: вот еще одна девочка, которой нужно, чтобы ее поняли. Еще одна юная особа, которая прежде была пешкой в игре окружавших ее взрослых. Он заставил себя улыбнуться и велел ей сесть.
– Анна, миссис Биллингхерст недовольна твоим поведением.