Надежный человек

 — Пускай лучше считают шалопаями, из тех, что ходят по улицам в обнимку: им нечего таиться, — шутливо добавляла она и в самом деле принималась обнимать его.

Только потом она поняла, что не имела права так вести себя — ведь он любил ее по–настоящему.

Она беспрестанно думала, лежа по целым дням в постели со скрещенными на затылке руками.

«Бабочка»… Это он так прозвал ее… А когда начинал смеяться, размахивать руками, длинными, точно грабли… Сам, между прочим, маленький, почти с подростка. Он нравился ей — был скромным, всегда умел помочь, поддержать. Когда он рядом, ни в чем не нужно сомневаться. Идешь — и сами собой отпадают требования конспирации. Он так свободно, уверенно держался на улице, что никому и в голову не могло прийти, будто этому человеку нужно таиться… Работая в военной пекарне, Илие снабжал хлебом гарнизон… Пекарь очень нравился и лицеистам, бывшим ее коллегам. Ребята считали его настоящим пролетарием, который не получил никакого образования, зато был сознательным, передовым человеком, и каждое его требование воспринимали как приказ, стараясь во что бы то ни стало выполнить его.

Он передавал из пекарни хлеб, подсказывал, какими путями лучше всего переправлять его пленным советским бойцам, учил, где и как прятать бежавших из лагеря… Как‑то вечерними сумерками он повел ее и еще нескольких лицеистов за город. Ребята спрятались в кустарнике, чтоб никто случайно их не заметил, и стали наблюдать за ним, он же стал показывать, как можно быстро взобраться на телеграфный столб.

Потом по его примеру стали влезать на столб и они, пока он наконец не вручил им клещи, которыми перекусывают проволоку.

 — Только смотрите, чтобы как‑нибудь не дошло до нашего грозного ответственного.

 — До кого? Но почему, почему?

 — Исключается! — ответил Илие. — Получайте инструмент и действуйте — меня по рукам и ногам связала эта проклятая пекарня… Шагу не могу свободно ступить… Если арестуют — умрут с голоду пленные… И наши заключенные, политические… Я, ни много ни мало, пуп земли!

Раньше случалось, что голод гнал Лилиану в пекарню. Рабочие, зная, как относится к девушке Илие, принимали ее как принцессу, и это было восхитительно… Порою у нее было ощущение — в особенности после того, как на горизонте появился Дэнуц, — словно она родная сестра девушки из рассказа Горького «Двадцать шесть и одна». Бедный Илие, что бы он сказал, если б узнал о ее отношениях с Фурникэ… Конечно, перед другими не показал бы волнения, даже малейшего намека, потому что глубоко прячет свою любовь.

Девушка вскочила с постели, прикрутила фитиль в лампе, подошла к окну. Приподняв край занавески, выглянула во двор. Прислонившись лбом к стеклу, долго стояла неподвижно, опечаленно, затем отвернулась от окна. Выкручивать фитиль не хотелось, но и невмоготу было снова валиться на постель. Она присела на край кровати, опершись локтями о колени и положив на ладони подбородок.

Почему‑то показалось, что во дворе кто‑то ходит. Не. выйти ли посмотреть? Однажды Илие уже незаметно подкрадывался к окну.

Едва они с Даном зашли в калитку, как возле дома промелькнула чья‑то смутная тень, пропавшая в ночной тьме при их появлении.

Теперь даже и он не появляется. Хотя кто его знает… чего доброго, бродит где‑нибудь… с горечью подумала она. Пли по–прежнему истуканом стоит у калитки… Каким бы простым он ни казался, поди разберись, что таится в глубине! До сих пор, например, никто не знает, за какое уголовное дело его посадили в тюрьму, и ни один человек даже не осмелится спросить об этом.

Она стала прислушиваться… У калитки в самом деле кто‑то ходит!

Быстро сунув ноги в туфли и набросив платок на плечи, она выбежала во двор. Даже не погасила лампу, только задержалась на минутку запереть дверь — как бы не опоздать, не упустить момент! Она не отдавала себе отчета, из жалости торопится к нему, из дружеских чувств или еще почему‑то, только чувствовала, что обязательно должна повидаться с ним, поговорить, хотя бы недолго!

Но у калитки никого не было, и это оглушило ее, точно неожиданный удар в грудь. Поначалу она даже не поверила себе, вышла на улицу и стала озираться по сторонам — хотя так ли уж много можно было разглядеть в темноте? «Его нет, нет!» — упрямо, все более и более ожесточаясь, твердила она. Пробежала улочку до перекрестка, свернула налево, направо, снова вернулась, все так же торопливо, чтоб не прозевать… И успокоилась только тогда, когда окончательно убедилась, что Илие нигде не было… Впрочем, вряд ли можно было сказать, что она успокоилась, — просто пропала злость. Размышляя уже относительно хладнокровно, она решила пойти к нему домой, точнее в пекарню.

Подойдя к низенькому, наполовину вросшему в землю зданию, крыша которого видна была как на ладони, девушка остановилась обрадовавшись знакомому запаху дыма, валившего из трубы, мгновенно представив себе раскаленную, дышащую огнем печь и обнаженных по пояс пекарей, закладывающих на длинных лопатах хлеб в ее огненную пасть… Конечно, Кику, увидев ее, торопливо набросит на себя рубашку…