Он поднялся и стал ходить по комнате, стараясь разглядеть поближе мастеровых, собравшихся к тому времени по распоряжению сестры Параскивы. Потом сказал:
— Видите ли, словоохотливых людей найти не так уж трудно, но судьбы людские решают не они, а великая армия молчальников. Поэтому нужно научиться понимать смысл их молчания. Уметь понять вовремя, почему оно «улыбается», почему «скрипит зубами», — и сразу все станет ясно. Так вот, что скажете: есть среди вас бунтари? Не может быть, чтоб не было! — искренне удивился он, поймав между тем на себе косой взгляд Волоха.
Волох стал судорожно припоминать: где это было? Когда? На какой‑то узенькой боковой улочке. Вспомнил! После того как ушел из комнатушки Виктории, оставив там ночевать Зигу… Да, да, он взял на себя этого типа, стараясь увести подальше от дома «швеи»…
Узнал ли и тот его, Волоха? Маловероятно. Во всяком случае, если и узнал, то не подает виду. Нет, нет, исключается: шпик ничего не помнил.
Нельзя кому‑либо говорить об этом визите, в особенности Илие, которому он имел неосторожность дать адрес, думал Волох, ожидая меж тем, что Кику рано или поздно у него появится. Да, в особенности ему… Когда-то, еще в тюрьме, Волох предложил ему пойти работать в военную пекарню — и тому удалось это без всякого труда. Подозрительно! А потом, потом? Его попросили любой ценой связаться с товарищами на воле, и Кику преспокойно передал буханку хлеба, разрезанную пополам… Все дело в том, не испробовал ли кто‑то еще вкус того хлеба… Пекарь видите ли, выполнял поручение «советских патриотов» только потому, что ему понравилось, как они держались в тюрьме, куда сам попал за обычную драку где‑то на городской окраине…
Склонившись над тисками, Сыргие под равномерные движения ножовки стал припоминать тюрьму. Первым политическим заключенным, какого встретил там Илие, был он, Волох. Правда, когда Кику появился в камере, Сыргие был в обморочном состоянии — из‑за голодовки. Эднако потом тот сам представился Волоху и ни с того яи с сего попросил доверить какое‑либо задание. Сыргие, разумеется, стал выспрашивать, чего ради он пришел к решению, связанному с риском и готовностью жертвовать собой.
— Мне довелось увидеть, как ты держался, когда фашисты допрашивали в камере пыток.
— Как держался?.. Но почему ты сам оказался там — не держал, случайно, арапник?
— Нет, — ответил тот. — Приказали принести воды... лили тебе на голову. Когда ты пришел в себя, я видел…
— Но как ты мог знать что‑либо обо мне, если оказался я тут только потому, что попал в облаву? Не успел вовремя поменять удостоверение личности.
— Узнать было просто: в кровь они разбивают только коммунистов.
Зная, что уголовники часто прислуживают гестаповцам, Волох послал его ко всем чертям.
На какие только ухищрения не шел Кику, чтоб Волох в конце концов поверил ему!
«Но кто просил его заявляться сюда? И какого черта так долго держит его эта лицемерная баптистка?» — начал беспокоиться ответственный. Он решил ждать Кику в келье, тем более что с минуты на минуту сюда должен был зайти брат Хараламбие.
Илие вскоре появился.
— Ну вот, — с трудом переводя дыхание, сказал пекарь, — кажется, получил благословение. Пускай мне делают обрезание, пускай оскопят по приказу султана, только в баптисты я не подамся до самой смерти! — И слова его и жесты свидетельствовали о том, что он хочет поднять настроение у хозяина. — Надеюсь, ты тоже примешь меня как брата… только не как сводного — родного?
— Что случилось? — стараясь скрыть раздражение, спросил Волох. — Настолько срочное дело, что нельзя было отложить до другого раза?
— Разве ты куда‑то торопишься? — в тон ему ответил Илие.
— Об этом не будем.
— В таком случае: добрый день! Как поживаешь, дорогой Сыргие? Я очень по тебе соскучился… Или не веришь? — улыбнулся он.
— Верю, верю, и все же только вчера вечером мы отложили назначенную на сегодня встречу… — Волох не поддержал игры, в которую Кику намеревался его втянуть. — Кроме того, хотелось бы знать, чего нужно от тебя Параскиве… в такой ли она мере любопытна, как и некоторые другие?
— Только одного: сделать баптистом! — деловито ответил Илие. — Не я ее затронул, она меня.
— Это понятно, что начала она. Но в том‑то и дело. Видишь ли…
— Вижу. Ты недоволен моим приходом. Испортилось настроение. Вижу.
— При чем тут настроение? — Волох решил поговорить с Кику как можно более внушительно, однако этому помешал еле слышный стук в дверь. Оба они внезапно застыли. В следующее мгновение Волох подбежал к порогу, приложил ухо к двери, потом наполовину приоткрыл ее, не снимая, впрочем, руки с защелки.
— Трубочку для светильника…
— Пожалуйста, брат, пожалуйста! — громко воскликнул Волох, стараясь заглушить голос человека, стоявшего за дверью. — Здесь у меня… гости, — любезно предупредил он, намереваясь, если понадобится, предупредить еще и еще раз — чтоб не заходили в комнату. — Я скоро приду в мастерскую, тогда посмотрим. Принесу с собой, через несколько минут.
И легонько наклонился, вытесняя пришельца с порога. Человек удалился, не проронив больше ни слова.