Надежный человек

 — Ну ладно, ты хотел проверить, не привел ли я кого‑то за собой… Пойди же посмотри. — Пекарь взял Волоха за руку. — Что же касается Антонюка, «добровольца»…

 — Неужели с ним в самом деле что‑то случилось?

 — Поэтому я и пришел к тебе. Антонюк уже некоторое время находится на свободе. Кроме того, нужно, чтоб ты знал…

 — Как? Все‑таки освободили? Чего и следовало ожидать! — покачал головой ответственный. — Хороший фрукт! В лучшем случае — авантюрист, хотя и это достаточно опасно.

 — Нет, нет! — с мольбой в голосе прервал его Илие. — Это исключается. Вырвать человека из тюремной больницы не так уж трудно!

 — Действительно, действительно, — хозяин комнаты испытующе посмотрел на пекаря, стараясь понять, что у него в глазах. — Значит, вырвали из тюремной больницы? И что же дальше?

 — С ее помощью, — продолжал Кику, — Бабочки… Она заставила действовать Дана Фурникэ, практиканта…. Теперь видишь, какая она? А не хотел верить ни ей, ни ему.

 — Третьему человеку — тоже! Хотя этот третий и не знаком со сводом законов. Он — просто безграмотный, да, политически безграмотный элемент!

 — Что–ты хочешь этим сказать? — спросил Кику, оставляя без внимания выпад по его адресу. — Она ведь тебе доверяет, ты сам это слышал! И чтоб заслужить еще большее доверие, сделала все возможное, чтоб освободить Василе. Кто, кто, а я хорошо знаю, как легко заслужить у тебя доверие. Еще со времен тюрьмы. Иди во двор, проверяй…

 — Доверие… — со вздохом прошептал Волох, оглядывая провисающий над головой потолок. — Нам требуется абсолютное доверие. Но откуда оно возьмется, если его расщепили на мелкие осколки и теперь нужно собирать зернышко к зернышку, чтобы тут же снова окутать завесой тайны. Да, да… Очень уж дорого, слишком высокую цену приходится платить за всех этих… втирающихся в доверие! Да! Ты сам обязан был растолковать Лилиане: пока полностью с нею не разберемся, пусть… Теперь уже сигуранце известно о встречах с немцем. Шагу нельзя ступить, чтоб не засекли!

 — Больше можешь с нею не разбираться: взяли.

 — Как… арестовали? Лилиану? — Он сделал жест рукой, словно хотел что‑то удержать в себе… Сочувствие? Жалость? Укор самому себе? Медленно перевел взгляд с крохотной, давно погасшей печи на табурет, с которого поднялся, собираясь уходить, Илие, сколоченную из голых досок лежанку, заменявшую кровать, потом выглянул в единственное крохотное окошко комнаты, помещавшееся рядом с дверыо и завешенное легкой ситцевой занавеской. Наконец сжал ладонями виски и задумался… «Спасение — только в этой двери. На воздух!»

 — Пойдем, — сказал он.

Они вышли из кельи, затем со двора. Кику внимательно оглядывался по сторонам, проверял, нет ли чего подозрительного.

 — Откуда ты узнал, что ее арестовали? — никак не мог успокоиться Волох.

- — Откуда же — от хозяйки. Этой ночью и подняли с постели.

 — В каких ты отношениях с этой женщиной, если она так охотно все тебе рассказывает?

Кику не ответил, однако Волох и не настаивал.

 — Очень плохо, что взяли именно ее. Значит, следили за домом. Но откуда узнали адрес? Очень, очень… — протяжно, точно испытывая приступ зубной боли, проговорил Волох. — Могли отыскать прокламации, которые она писала для нас. Говоришь, сегодня ночью? Но почему ночью? Ах, да… Рассчитывали застать другого человека, который нужен им куда более, чем она сама. Подожди, подожди! — зашептал он на ухо спутнику. — Теперь я точно знаю: это его работа. Его почерк. Только его, никого другого. — Он посмотрел в глаза Илие, пытаясь понять, убедительно ли звучат его слова. — Дана, этого хлыща, их ставленника. И не столько в нее они метили, сколько хотели поймать другого. Да, Лилиана… от тебя, только от тебя они услышали о нем! Разнюхали, гады!

 — О чем ты говоришь, Сыргие? — попробовал возразить Волоху Кику.

 — Подожди, терпение! — не дал оборвать себя Волох. — Пойми наконец, что сейчас они особенно рвут и мечут. Советская армия не стоит на месте, вспомни, что показала операция под Корсунь–Шевченковским. Да, теперь уже гестаповским шпикам не остается времени плести свою паутину. И вот еще о чем не забывай: девушка, по–видимому, стала выказывать ему недоверие, быть может, захотела окончательно порвать после того, что я вовремя ее предостерег. С другой стороны, могут просто набивать ей цену, поднимать авторитет в наших глазах…

 — Кому набивать цену? — проговорил Илие.

 — Ей, ей! Вашей Бабочке, вот кому! — поспешно ответил Волох. — И не только ей…Теперь она заговорит, заставят! Оставаясь же на свободе, могла воздействовать, влиять на кого‑то. Хотя бы на тебя. Но это им не нужно. Пусть лучше выглядит мученицей в наших глазах. А в то же самое время шпики, не без помощи Дана, наложат лапу на «добровольца», вернее, авантюриста Антонюка…

 — Ты неправ. Дэнуц и сам мечется, как рыба, выброшенная на берег. И мы его подозреваем, и они. Беспрерывно допрашивают, тянут жилы… Ему самому грозит арест, если вообще не арестовали к этому часу…

 — …Поскольку Антонюку, побывавшему у них в лапах и устоявшему на допросах, якобы будет легче пробраться к нам…