Надгробные речи. Монодии

О, десница Тельхина[365], о, преступный огонь! Куда же он упал в первую очередь? Каково было начало бедствия? С крыши ли перешел он на прочее — на эту голову, лик, чашу, кифару, хитон, спускавшийся до пят? И Гефест, распорядитель огня, не пригрозил всеистребляющему пламени, хотя должен был воздать благодарность богу за древнее извещение![366] И даже Зевс, властвующий над дождями, не послал воды на пламя, хотя некогда он погасил костер для несчастного лидийского царя![367] Что же сказал себе предпринявший эту войну? Откуда сия дерзость? Как сохранилось в нем сие побуждение? Как не оставил он своего намерения, посрамленный красотою бога?

Душу мою, о мужи, влечет к себе изображение бога, и перед моим мысленным взором предстает его образ — кроткий лик, нежная шея, переданная в камне, пояс под грудью, стягивающий золотой хитон, так что часть его подобрана, а часть вздымается. Чьего бы кипучего гнева не унял его облик?! Ведь он был подобен певцу, исполняющему песнь. И кое-кто, говорят, иногда даже слышал, как в полдень играл он на кифаре. О, счастливые уши! Песнь же эта была хвалою Земле. Ей, мне кажется, он и делал возлияние из золотой чаши за то, что та скрыла деву, разверзшись и снова сомкнувшись[368]

. <...>[369]

Возопил путник на восходе солнца, заметалась милая обитательница Дафны — жрица бога, ударяя себя в грудь, и ее пронзительный вопль, пронесшись по обильному деревьями месту, достиг города, страшный и приводящий в трепет. Правителя[370], недавно вкусившего сон, поднял он с ложа своим горьким словом, и тот помчался как безумный. Не обладая крыльями Гермеса, он сам приступил к разысканию причины беды, пылая изнутри не меньше, чем храм[371]. А балки падали вниз, охваченные огнем, уничтожая всё, чего касались, — сначала Аполлона, ибо он находился на небольшом расстоянии от крыши, затем остальные красоты: изваяния обитавших там Муз, сверканье камня, прелесть колонн[372]

. А толпа людей стояла кругом, рыдая, не в силах помочь, как бывает с теми, кто с суши наблюдает за кораблекрушением, вся помощь которых в том, чтобы оплакать происходящее. Великий, должно быть, плач подняли вышедшие из источников Нимфы и восседавший где-то поблизости Зевс[373] — плач, каковой надлежало поднять при уничтожении почестей его сыну; великий плач поднял сонм бесчисленных божеств, населяющих рощу, и не меньший — Каллиопа посреди города[374], когда огонь творил обиду предводителю хора Муз. <...>

Стань же ныне, о Аполлон, таким, каким тебя сделал Хрис, проклиная ахейцев, — исполненным гнева и подобным ночи[375], ибо, пока мы возвращали тебе жертвы и возмещали то, что было у тебя отнято, у нас похитили самый предмет почитания — словно жениха, умершего в ту пору, когда уже сплетались ему свадебные венки!

Либаний МОНОДИЯ ЮЛИАНУ

Увы, великая скорбь постигла не только ахейскую землю[376], но всю страну, где властвует римский закон. А ту, которую населяют греки[377], — пожалуй, особенно, ибо она сильнее переживает сие несчастье. Однако же и всю землю, как я сказал, охватило горе, поражающее и терзающее души, так что не стало теперь никакого житья ни для наичестнейшего мужа, ни для всякого стремящегося к благочестивой жизни. Почести людям достойным ниспровергнуты, сообщества же людей порочных и разнузданных распространились повсюду. Законы — преграда для злодейств — одни упразднены, другие вот-вот прекратят свое существование, третьим, хотя они и не уничтожены, остается быть лишь буквою, лишенною действенной силы. С человеческим родом произошло нечто подобное тому, что бывает с городами, стены которых сокрушены. Ибо тогда, с разрушением ограды, имущество законных собственников становится достоянием тех, на чьей стороне сила: напав, они грабят, убивают, бесчестят схваченных женщин и детей[378]

. Вот и ныне для тех, кто творит беззакония против людей добропорядочных, открыта широкая дорога, отверсты широкие врата[379], и ничто больше не защищено стенами. Так, Гектора из Трои кто-то уже назвал «незыблемым столпом»[380], и назвал правильно. Ибо после его гибели Илион действительно стоял на зыбком основании, и городу суждено было пасть тотчас вместе с Гектором. Ныне же опрокинут столп не одного города вблизи Геллеспонта[381] и не одного племени[382], но вся держава потомков Энея[383] — а это лучшая часть земли и моря — зиждется отнюдь не на твердой почве. И довольно не слишком сильных порывов ветра, чтобы ее сокрушить, ибо изнутри ее разрушает безнравственность, а извне теснит и захватывает вооруженный враг.