– Я кое-что в тебе начинаю понимать, атаман Никифор Корнев, – проговорил уже примирительно и философски Павел.– Но ты вот скажи, браток, за какой ты социализм душой стоишь. За большевистский, эсеровский или анархистский, справедливый, для народа нашего, в радость, или непонятный мне, христианский? Выбор-то сделать надо, малина-земляника. Других-то путей-дорог нет. Россия ждёт! Народ ждёт!
– Что ты знаешь-ведаешь о России, юноша? – Никифор лукаво усмехнулся.– Я начихать хотел на ваши социализмы и прочие капитализмы! Я за свободу духа и почитание Господа нашего! Да и сам чёрт тебе… браток!
– Мудрено говоришь, Никифор Гаврилович, – вступил в спор Афанасий, сев, наконец-то, за стол и немного успокоившись.– Что ж, получается, надо было терпеть царя, нищету людскую? Сколько же это могло ещё продолжаться?
– Надо было царя терпеть и души свои беречь… Сын божий терпел… Пожалуйте, господа хорошие! – Проговорил Корнев, шутя. – Если вы всё, что на столе, не съедите, то наш святой Питирим, без разговоров разных, расстреляет вас за неуважение к хозяевам, непочитание пищи. Мы ведь предлагаем чистые харчи и, притом, от души.
– Не удержусь, всё-таки, я опять, – подал голос Рында.– Мне категорически всё равно, что русские считают, что от них пошла вся европейская история и культура на земле и что даже Китай являлся частью России, которая… до нашей эры, но и Романовы, простите…
– А что Романовы? – переспросил Корнев.– Чем же они плохи были, дуралей?
– Они не настоящие русские цари, – серьёзно сказал Рында,– и ничего хорошего не сделали для своего народа. Хотя с таким тупым народом и не стоит считаться.
Все присутствующие нашли себе в себе силы, чтобы промолчать.
Немного поразмыслив, Никифор пояснил анархистам, что в его не таком уж малом селении проживает несколько тысяч людей. Просто, можно сказать, хутор этот так расположен в горах, что не всё избы видны сразу. Да и ни к чему им быть на виду. Не министры ведь и не цирковые артисты, а нормальные люди. Причём, свободны они по-настоящему.
Корнев искренне поведал им о том, что в селении его никто и никого насильно не заставляет верить в Господа, как верит он сам или Питирим. Есть и те, что даже и не молятся… Просто носят имя Бога в себе и сами, напрямую, с ним общаются. Иные даже – самые настоящие язычники, Перуну поклоняются, Сварогу, Сварожичу, Велесу… Что ж, многим ведомо, что на старорусском – «язык» означает «народ». С этим не поспоришь.
– А таких вот, что совсем в Бога не верят,– заметил Корнев, – в природе нашей не существует. Все верят. Просто, называют себя по-научному, атеистами. Души их тёмные, но, всё одно, в Господа и они веруют.
– Скорей всего так и есть,– согласился с ним Афанасий.– У каждого своя к Всевышнему дорога. У одного – лёгкая по короткой дорожке, а кто-то и через бурелом шагает… Так, видно, ему дано.
– Пусть вы меня все считаете умалишённым,– открыл тайну персонажам своего романа Роберт Борисович.– Но придёт время, не сразу, но оно придёт… Всех, кто скрывается, отыщет власть большевиков, и на ваше селение в горах наткнуться. Одних из вас жизни лишат, других в тюрьмы упрячут, третьих начнут воспитывать на свой лад и манер. Такое будет…
– Хоть ты и блаженный, человек, называющий себя Роберт Рында,– кивнул головой Корнев.– Но сейчас говоришь правду. Понимаю, что такое произойдёт. Но нам всегда есть, куда идти. Имеется добрый мир и вход в него. Там нет не стрельбы, не голода, не измены, ни подлости… Там нет ничего страшного, такого, что имеется здесь.
– Умереть – всегда просто, Никифор Гаврилович, мудро заметил Афанасий. – А ведь можно попытаться выжить и добро в сердце сохранить.
– Я не говорю о смерти,– возразил Корнев.– Речь моя о другой, потаённой России идёт, которая рядом. Но не каждый знает туда путь. Если что, то хоть вы и грешны и вас, анархисты, я с собой возьму. А беса этого, путника придурковатого, никогда! Он хоть и безумен, но ненавидит душу русскую… Только ведь и сам-то славянин. Видно по его образу. Впрочем, чёрт любой облик принять способен.
На сей раз Рында промолчал.
Юлия сказала Корневу:
– Спасибо тебе за добрые слова и приглашения в рай земной, Никифор Гаврилович.– Кто знает, может быть, и прекрасны эти неведомые дали.
– Рай – ни рай, но всё рядом и по-людски,– ответил Никифор.– Далеко идти не придётся. Но там никто не знает и не ведает, что такое злато-серебро и ни к чему оно человеку. Если, конечно, он – не животное какое… Но давайте, как есть, за сегодняшнюю жизнь и поговорим.
– Понятное дело, про реальность и побеседуем,– улыбнулся Павел.– Почему бы и нет, малина-земляника. Так что же ты ещё хотел сообщить нам, атаман и хозяин здешний? Что желаешь нам сообщить?
– Да всё тоже, что и прежде,– и шутя, и серьёзно сказал Корнев. – Если плохо будете есть, откажитесь от моей пищи, то Питирим посчитает ваш дрянной аппетит за саботаж. Тут мясо и рыба всякая и разная. Да и прочая пища имеется. Спиртного, сами в понимании, не держим. Но вот крепкий квас есть в наличии. В нём даже редька плавает.