– Всё как-то не было времени,– отшутился Серж.– Мальва, давай привяжем господ разбойников к стволам деревьев. Пусть отдыхают. Проснутся – порадуются, что живы… частично. Но мы ещё подумаем и решим, что с ними делать.
– Вон тот, я тебе, Серж, прямо говорю,– сообщила Мальва, указав рукой на труп Чурбана,– уже никогда не проснётся. Другого выхода не было, Серж.
– Жестокая Мальва,– почти серьёзно сказал Серж,– зачем ты ребятишек обидела? Они так тебя хотели… сделать счастливой.
А пан Рында только и успевал из одного места перелетать в другое. Да и по клавиатуре его пальцы бегали быстро и сноровисто. Многое, конечно, получилось и происходило не совсем так, как он хотел. Но подправить текст – не проблема. Можно кое-что потом и переписать.
Он ощущал, что за время близкого контакта со своими героями потерял какую-то… свою внутреннюю интеллигентность. Даже теперь и сомневался, что она, вообще, имелась. Ведь Боб почти не горевал о том, что от него ушла Ренальна. Да плевать на неё!
Над тайгой стоял ранний утренний туман. Буквально в десяти-пятнадцати метрах ничего не было видно. Всё залило густое, белое «молоко». Даже верхушки высоких кедров. Даже солнце не скоро разгонит, растворит белую густую пелену.
С трудом, разбивая лопатами плотную таёжную землю, Рокосуев и Оренский не торопливо и старательно закапывали трупы Фёдора и Степана. Первым подал голос Григорий. Надоело молчать.
– И какой чёрт, Витя, надоумил тебя забавляться дерьмовой хренью, играть в русскую рулетку? – он не мог скрыть своей досады. – Один ты, что ли, такой умный? Ну, не хочешь жить, я понимаю. Тогда шуруй, к верхним людям, как говорят нанайцы! А другие-то причём? Они-то ещё бы чуток пожили.
Оренский приостановил свою работу, оперся телом на черенок лопаты, вбитой лезвием в землю. Он не понимал таких вот разговоров и претензий в свой адрес.
– Знаешь, Гриша, вины я тут своей не чувствую. Никакой! – ответил он,– я ведь не пихал Степану в руки свой револьвер, чёрт побери! Кроме того, у тебя будет возможность утолить свою злость. Моё слово твёрдое: сейчас мы их закопаем – и ты расстреляешь меня, как и договорились.
– Вот уж тут ты, Витя, погорячился! Я тебя расстреляю, а потом буду закапывать. Не брошу же я тебя здесь, как собаку на растерзание волкам да диким кошкам! А если я подохну, то кто меня зароет? Ты об этом подумал?
– Вот ещё бы я об этом думал! – Виктора разобрал смех. – Ты, хоть чуть-чуть, Гриша, соображаешь, что говоришь?
– Ну, ты такой непростой и хитрый, ваше благородие! Спасибо, удружил! Расстреливай – и закапывай его Гриша. А то у меня других дел нет. Вот я прямо с измальства мечтал всех закапывать! Нашёл, понимаешь, землекопа! Да я если хочешь знать, тоже, как ты, не такой уж малограмотный и, как и ты, поручик, в четырнадцатом году немцев на Пимских болотах колотил… за милую душу. То была, Витя, Первая Мировая война. Мне там никого не приходилось закапывать. Я командовал ротой, чёрт возьми!
– Да знаю я Пимские болота, Гриша! Приходилось мне и там воевать. Но я всё больше в Малороссии с немцем сталкивался. Я командовал конным отрядом разведки. Вроде бы, получалось.
– И вот угораздило тебя, Виктор, боевого офицера, не понять и не принять Революцию. Ведь соображать же надо!
– Это вот тебя угораздило, Григорий, в самое дерьмо попасть, покорно извини, предать Россию и царя-батюшку. Всем вам, бандитам, разных цветов и мастей, потом российские люди доброе слово скажут. Как же? Извините, бывший поручик Григорий, уважения со стороны народа к вам… не получится! Не произойдёт. Прости за мои назойливые мысли. Вы не просто ошиблись, а…
– Я чувствую, мы сейчас с тобой договоримся… до дуэли, Витёк, или обычной перестрелки. Ты мне лучше другое скажи. Идёшь ты со мной за кладом или нет?
– Иду, Гриша! Одному мне будет скучно и тоскливо. Деваться некуда. Да и я, думаю, что надёжен, как человек. От пули прятаться не стану.
– Нет у меня на счёт тебя сомнений. Всё вижу. Не слепой, слава богу!
– По кружке ещё выпьем. Мою-то самогонку ведь, Гриша, так ещё и не попробовали. Выпьем немного, перекусим – и седлаем лошадей.
– Так и сделаем! А то ведь мы и так уйму времени потеряли с этими… закапываниями покойников. Нашли себе занятие… приятственное.
– А что ещё делать? Они же сами себя-то не зароют…
Рокосуев махнул рукой и ладонью правой руки указал Оренскому на поваленной дерево, давая понять, что после тяжёлой и не очень приятной работы, им следует и передохнуть.
Так они сразу же и сделали. Присели. Григорий задумчиво произнёс:
– Одного я не могу постичь разумом своим…
– Чего не можешь понять?
– Если мы когда-то на Верхней Экони перепрятали клад анархистов, то, в конце концов, причём здесь сокровища Джонгмо?
– Гриша, я почти уже всё понял…
– Так, выкладывай!
– Чего там выкладывать! У тебя в гимнастёрке… Я в курсе всего, и мне ваши клады и разные там… к
– Хорошо! Дальше что? У меня там надёжно хранится пакет от, наверняка, покойного атамана и моего друга Паши Плотова… Ясно! Что дальше?
– А то и дальше, что всё там и написано…