Надо – значит надо! (СИ)

— Нет, — отвечаю я. — Злобин, естественно узнал об этом, так что сейчас он в курсе. Не просто узнал, а ещё и поговорил с руководителями проекта. Остался недоволен постепенностью и тем, что результатов реформ, по его мнению, слишком долго ждать придётся.

— А на самом деле как?

— Так и есть. В техзадании я указал, как условие, отсутствие шоковых подходов. А ещё задал некоторые ограничивающие параметры, исходя из реального опыта. Условно говоря, если провести приватизацию так, то будет то-то, если единоразово ввести нерегулируемый рынок, то будет то-то. Ну, и в таком духе.

— А Злобин, значит, хочет быстрых результатов реформ, да?

— Да, — киваю я. — Быстрых и эффективных. Но я такое уже видел.

— А может он искать советников среди иностранных специалистов? — прищуривается Андропов.

— Может, разумеется. Возможности у него для этого прекрасные имеются. Лучшие во всём Союзе.

Я пожимаю плечами, в том смысле, что вам ли не знать. Вы-то это лучше других знаете и своих людей в «конторе» имеете, целую встроенную структуру. Правда, теперь она, структура эта, скорее всего переходит под Злобина. Если он был её частью и входил в круг доверенных лиц председателя.

Но у Злобина и своя структура в структуре имелась, хотя, наверное, не такая крепкая, как у Андропова. Достаточно вспомнить, что во всех местах, где я оказывался, у него были доверенные люди на руководящих позициях. Так что, Де Ниро игрок совершенно непростой и недооценивать его никак нельзя.

— Он собирает группу перспективных молодых экономистов для того, чтобы отправить в Йель на стажировку, — сообщает Андропов.

Я покашливаю:

— Почему-то мне кажется, я знаю, что это за молодые экономисты.

— В основном из Ленинграда, — кивает Андропов, подтверждая мою мысль.

Он же сам их и курировал, всех этих Чубайсов, Авенов и прочих. Пестовал, не зная, чем дело закончится. Должно быть, ошибся. Так же, как и в Злобине, поставив вместо себя и рассчитывая на личную преданность. А тут облом-с…

— Некоторые, если я не ошибаюсь, там уже бывали.

— Возможно, — соглашается он. — Важно, с кем и о чём они будут общаться и от кого ума-разума набираться. Думаю, тебе не нужно объяснять, к чему это может привести.

— Не нужно, Юрий Владимирович. Я вот думаю, простите, что не в своё дело лезу, но полагаю, было бы очень здорово, если бы вы оттеснили нового председателя и его партнёра Горби.

— В каком смысле партнёра?

— В деловом.

Я достаю их кармана компактный импортный диктофон и включаю кнопку.

«Я не совсем поняла, — строго произносит Раиса Максимовна, — а каким образом Михаил Сергеевич будет получать вознаграждение?»

— Что это? — хмурится Андропов.

«Раиса Максимовна! — с мягким упрёком произносит Горби — Разговор о другом. Зачем…»

— Это что, Горбачёв?

— Да, он самый, — киваю я. — И Злобин там тоже есть. Чуть дальше.

Лишнее с записи убрано и оставлены только самые яркие моменты.

— Боюсь, от реформ, которые эти люди устроят, будет мало пользы для государства.

— Надеюсь, — с расстановкой говорит Андропов, — ты понимаешь, что если дойдёт до расследования, им обоим лучше хранить молчание.

— К сожалению, понимаю, — я киваю.

— Погодите, пока Леонид Ильич не съездит в Ташкент, — говорю я.

Он тоже кивает.

— Ну, что, Михал Михалыч, — приветствую я улыбающегося Радько, — можно вас поздравить?

— Можно, — кивает он. — Поздравляй.

— Поздравляю с вербовкой. Расскажете, как вы его раскололи?

— Нет, — ухмыляется он. — Профессиональные секреты. Раскрывать не могу, передам по наследству своему сыну.

— Папа, — подмигиваю я, — узнаёшь своего блудного сына?

— Нет, сынок, не узнаю. Даже и не проси. Какая тебе разница? Боль, понимаешь ли, и кровь могут решить многие проблемы.

— Верю, конечно. Но немного опасаюсь, что как только клиент окажется на свободе, он может постараться исчезнуть из поля вашего зрения. А ещё хуже, предупредить Поварёнка, что вы снова хотите его увидеть.

— Поварёнок — это тот самый, которого в прошлый раз водичкой поливали?

— Чего вы только с ним не делали.

— Не опасайся, так и быть, скажу. Паренёк-то действительно из Баку. А у меня есть там кое-кто из коллег. А у этого Азера там есть кое-кто из близких. Улавливаешь связь?

— У таких людей редко бывают близкие и, тем более, привязанность к ним.

— А старушка-мать ни в счёт? — ухмыляется Радько. — А неодобрение подельников? Они ведь очень не любят, когда их приятели постукивают в чеку или ментовку. Если положить это на одну чашу весов, а Поварёнка твоего на другую, как думаешь, какая чаша перевесит?

— Даже и не знаю, — качаю я головой. — Что-то я совсем не уверен, что это надёжная гарантия…

— Послушай, юноша, когда между тобой и твоим… ну, скажем, собеседником, устанавливается живая, трепетная связь, ты всегда это чувствуешь. Боль объединяет, делает родными и по-настоящему близкими. Это невозможно не почувствовать, уверяю тебя. И когда вопросы жизни и смерти отступают на задний план, остаётся лишь чистая, выкристаллизовавшаяся боль, связывающая два сердца. Это прямая и нерушимая связь.

— Ну… со мной, похоже, связи у вас не возникло.