Надпись

Коробейников стал заполнять листки, опровергая навет, рассказывая, в каких отношениях он находится с отцом Львом, с художником Коком, с покойным архитектором Шмелевым. С какой целью посещал военные гарнизоны, навещал отдаленный приход в селе Тесово. Дал описание своего знакомства с Саблиным. Нарисовал его психологический портрет, мировоззрение. Определил его характер, противоречия, стараясь придать описанию беспристрастный характер, дабы портрет Саблина не выглядел как обличение. Ибо листок заполнялся в кабинете КГБ и мог рассматриваться как обвинение. Но при этом не переставал посылать своему недругу и убийце разящие молнии. Так электрический скат, накопив в плавниках смертоносный заряд, парализует, испепеляет врага.

– Я закончил, – сказал Коробейников, откладывая листки.

Миронов их бережно принял, внимательно прочитал, кивая головой, соглашаясь с прочитанным. Положил листки в тонкую папочку вместе с заявлением Саблина.

– Вот и все. Делу конец. Тем более что заявитель Рудольф Саблин прибыл вчера из Роттердама в дубовом гробу.

– Как? – переспросил Коробейников.

– Умер во время командировки в Голландию.

– Убили?

– Вскрыл себе вены в ванной, как Сенека.

Коробейников пережил потрясение. Смерть Саблина выглядела как осуществленное Коробейниковым убийство. Разряды ненависти, электрические удары возмездия, разрывные пули самозащиты, которые он посылал Саблину, достигли цели и умертвили его. Не важно, что удары посылались только что, а смерть наступила несколько дней назад. Не существовало целостного пространства и времени. Его ненавидящая воля не подчинялась законам бытия, стала причиной убийства. И возникло двойственное чувство вины и освобождения, злорадства и раскаяния, магической мощи и неотмолимого смертного греха.

– Повторяю, он был незаурядным человеком. В его судьбе было несколько трагических переломов, и некому было их срастить. Но теперь, как говорится, дело закрыто. – Миронов убрал папку в стол. Пересел за маленький столик к Коробейникову, давая понять, что официальная часть встречи закончена, и весь последующий разговор не будет иметь к ней никакого отношения.

– Давно не виделись, Михаил Владимирович. Кружок нашего Марка, где мы имели возможность встречаться, распался. Сами знаете, его домашняя обстановка не располагает к встречам. Стремжинский, который был в какой-то степени связующим звеном между нами, ушел с работы и некоторое время не будет в состоянии служить связующим звеном. А общаться надо, обмен взглядами способствует творчеству, обогащает.

– Скажите, почему удалили Стремжинского? – Коробейников остывал после известия о смерти Саблина, которое подействовало на него как отдача тяжелой винтовки. – В газете теряются в догадках. Сам он тоже ничего не знает. Гуляют самые нелепые версии.

– Видите ли, – задумчиво произнес Миронов, стараясь не ошибиться в подборе слов и интонаций. – Стремжинский по-своему гениальный человек. Его устранение временно. По истечении срока он вернется к газетному делу. В последнее время, это было заметно по его высказываниям, когда он являлся в "кружок", его мировоззрение претерпело весьма опасные изменения. Если вы помните, он резко критиковал КГБ, противопоставляя его партии. Позволял себе неблаговидные высказывания в адрес руководства нашего ведомства, в том числе и первого лица. Я, конечно, не могу всего знать, но мне кажется, это явилось причиной его временного устранения. Пусть остынет, осознает ошибку. Спустя некоторое время его опять привлекут, и он займет достойное место. – Миронов был вкрадчив. Его миловидное лицо выражало сомнение, а его рассуждения ничем не напоминали непререкаемое мнение ортодокса. Но Коробейников прихлынувшей к сердцу кровью, отяжелевшей головой, занывшими костями ощутил громадные перегрузки, какие бывают во время космических стартов, безымянную силу, исходившую от этого молодого подполковника. Тихий и вкрадчивый Миронов, смиренный слушатель неформальных дискуссий, ненавязчивый соглядатай разведки, управлял неформальным кружком Марка Солима. Извлекал из дискуссий загадочные эссенции. И когда происходил сбой в работе, возникал диссонанс в общении, Миронов устранял виновника сбоя. Это он устранил Стремжинского. Он вовлек Коробейникова в избранный круг, руководствуясь неведомой целью.

– Нелепо и вредно противопоставлять партию и безопасность, – повторил Миронов. – Вы абсолютно правильно сделали, что не поддались настояниям Стремжинского и не вступили в партию. Думаю, вы действовали интуитивно. Но это чрезвычайно полезно для будущего.

– Для какого будущего? – спросил Коробейников, чувствуя веющую от Миронова громадную железную силу, словно стол, за которым сидел подполковник, был вытесан из намагниченного метеорита.

Миронов задумался, как если бы размышлял, сколь откровенен он может быть с Коробейниковым. Видимо, нашел желанный баланс откровения и умолчания, дружеской интонации и непререкаемого суждения.