Выражение почтительности, строгой доверительности, проникновенной озабоченности на лице Урюкова свидетельствовало о такой возможности. Коробейников почти не удивился, он ждал, что его позовут. Его посещение КГБ, пространное объяснение с Мироновым, многозначительные посулы и обещания предполагали ответственное задание. Оно могло последовать еще раньше, в марте, во время боев на Даманском, если бы не помешала болезнь. Коробейников вспомнил вошедшего в кабинет к Миронову рыхлого желтоглазого человека с негроидными губами, и его странный вопрос про неподгорающую сковородку. Сейчас его осенила мысль. Слова о сковородке были кодом. Это он, Коробейников, и был "неподгорающей сковородкой", которую собирались поставить на огонь и что-то на ней поджарить. Задание, которое он сейчас получал, было "жареным". Скотоводческий конфликт на границе предполагал развертывание этого конфликта в горячую, "жареную" фазу. Мысль была абсурдной, он прогнал ее. Но она снова вернулась.
– Завтра вылетаете в Алма-Ату. Там, в аэропорту, обратитесь к военному коменданту. Он вас посадит на самолет местной линии, который летит… – Урюков мельком заглянул в листок, – в Талды-Курган. Там будет человек из разведывательного ведомства, которому поручено вас опекать. От него получите дальнейшие указания. Билет в Алма-Ату готов, сейчас вы его получите. Желаю удачи. – Урюков снова вышел из-за стола. Пожал на прощание руку, стараясь выглядеть сердечным. – Там очень жарко. Бойтесь теплового удара.
Секретарша в приемной передала ему авиационный билет и командировочное удостоверение. В кассе он получил деньги. Заторопился домой собирать вещи, огорченный тем, что не сможет сообщить жене о поездке – Валентина с детьми находились в деревне.
Реактивная громада вознесла его над рощами Домодедова, Москва туманно и розово промерцала миллионами солнечных вспышек, и он оказался в пустой синеве, у круглого иллюминатора, за которым ровно рокотала турбина, покачивался белый бивень с надписью "СССР".
Он был бодр, сосредоточен, освободил в душе пространство для предстоящих впечатлений, убрав из этого пространства воспоминания о недавних событиях. Так очищают участок земли от кустов и деревьев, от прежних обветшалых строений, собираясь построить новый дом. Коробейников не имел чертежей этого дома, не знал, из какого материала и для каких обитателей он будет построен. Лишь догадывался, что одна часть дома будет построена из земного тяжеловесного вещества по законам земной архитектуры, а другая – из невесомых, не существующих на земле материй, по законам архитектуры небесной. В этой поездке ему предстояло добыть уникальный опыт, которым воспользуются другие люди, пославшие его, во многом ему неизвестные, занятые пропагандой, войной и политикой. Но ему также предстояло обрести бесценный опыт, которым воспользуется только он сам, чтобы понять, зачем его привели в этот мир, дали человеческий облик, нарекли именем, наделили множеством чувств и желаний, поместили среди других, таких же, как и он, людей, чтобы он сталкивался с ними, любил, ненавидел, терял любимых и близких, раскаивался, заблуждался и, прожив огромную жизнь, в минуту смерти покинул мир и предстал перед Тем, Кто послал его.
Так думал Коробейников, летя на реактивном "Ту", среди множества пассажиров, жующих кур "Аэрофлота", вонзающих в пупырчатое мясо пластмассовые вилочки и ножички. Не подозревали, что могучие турбины жарко глотают пространство лишь для того, чтобы пронести над землей Коробейникова. Что это для него, наделенного секретной миссией, проплывают в глубине зеленые русские равнины, струятся солнечные реки, начинает желтеть пустынная казахстанская степь, открываются голубые озера, окруженные кромками белой соли. И все, что ни совершается сейчас на земле и на небе, происходит для того, чтобы он, Коробейников, выполнил задание, порученное ему Богом и людьми.
В Алма-Ате здание аэропорта было переполнено шумной, измученной перелетами, азиатской толпой, где даже славянские лица, загорелые, обвяленные, с прищуренными от солнца глазами, казались порождением горячих пространств, по которым двигались бесчисленные племена в узбекских тюбетейках, киргизских колпаках, туркменских кудрявых папахах. Это южное кочевье, перемещавшееся самолетами, поездами, было сдвинуто с насиженных мест притяжением огромных строек, запускаемых заводов и электростанций, новых городов, возникавших среди нефтяных полей, урановых рудников и целинных житниц.
Коробейников отыскал комендатуру, предъявил документы белобрысому, с потемневшими от пота усами майору. Тот куда-то позвонил, вызвал машину. Без лишних расспросов пригласил Коробейникова к выходу. На военной легковушке они пересекли взлетное поле, на другом конце которого, загруженный пассажирами, стоял двухмоторный "Ли". Люди в душном фюзеляже терпеливо ждали, когда прибудет наконец опаздывающий важный пассажир. Этим пассажиром оказался Коробейников, поймав на себе множество недоброжелательных и одновременно почтительных взглядов.