Надрез

– Наверное, из-за Дресслера, – предполагает Габриэль. – В истории болезни говорится, что незадолго до моей выписки моим лечащим врачом стал доктор Вагнер. С этого момента всю документацию подписывал именно он. Я помню, что у Дресслера начались проблемы из-за методов лечения.

– В смысле, электрошоковой терапии? – уточняет Дэвид.

Лиз удивленно распахивает глаза.

– Черт, они били тебя током?

Габриэль кивает. Он подходит к окну, смотрит на Берлинскую телебашню, серебристым шипом проглядывающую из-за пелены дождя.

– Эта история с электрошоком вскрылась в конце восьмидесятых, был большой скандал, и Дресслера уволили.

– А при чем тут Сарков и фон Браунсфельд?

– Я читал в истории болезни, – говорит Габриэль, – что доктор Вагнер предложил другую стратегию лечения. Похоже, с ним я начал постепенно вспоминать о случившемся.

– Ты хочешь сказать, фон Браунсфельд послал Саркова, чтобы не позволить доктору Вагнеру успешно лечить тебя от посттравматического расстройства? – уточняет Дэвид.

– Такого от него можно ожидать, – соглашается Лиз. – Вероятно, фон Браунсфельд подкупил Дресслера. Но потом Дресслера уволили, и Вагнер начал копаться в твоих воспоминаниях. Ситуация показалась фон Браунсфельду слишком щекотливой…

– Собственно говоря, это было блестящим решением проблемы, – горько откликается Габриэль. – С того момента, как я покинул «Конрадсхее», Юрий был моим опекуном. Так они полностью меня контролировали. В тот момент я готов был сделать для Юрия что угодно, просто потому, что он освободил меня от мук преисподней. А Юрию все время удавалось меня чем-то занять, поэтому у меня не оставалось времени для раздумий.

– Мне интересно, что эти двое предприняли бы, если бы ты вдруг начал задавать вопросы о своем прошлом? – задумчиво произносит Лиз.

– Ну, по сути, именно так и случилось. Вот только за тридцать лет, когда ничего не происходило, они, вероятно, закрыли для себя эту тему. Поэтому Юрий так странно отреагировал.

– В смысле?

– Все началось с того, что Валериус активировал сигнализацию на Кадеттенвеге. Юрий понятия не имел, как такое могло произойти, но всеми силами пытался удержать меня от поездки туда, и это было странно. А когда я спросил про мою историю болезни, он и вовсе слетел с катушек. В тот день он вышвырнул меня – и, вероятно, это было импульсивным решением.

– Это точно, – ворчит Дэвид. – Очень скоро он заявился ко мне в квартиру и заявил, что непременно должен тебя увидеть.

– Почему? – переспрашивает Лиз.

– Потому что ему нужна была пленка, – объясняет Габриэль. – Я подозреваю, что фон Браунсфельд на него надавил. Кто-то проник в дом на Кадеттенвеге, и когда фон Браунсфельд узнал о сейфе над камином, то сразу вспомнил о том видео. Валериус же говорил ему, мол, спрятал пленку в надежном месте. И фон Браунсфельд с Юрием сразу же предположили, что я нашел пленку и забрал ее себе.

– Но почему они не подумали, что все это как-то связано с Валериусом? Оба ведь должны были догадаться, что он сбежал? – удивляется Дэвид.

– А вот и нет. – Лиз заворачивает ноги в одеяло. – Валериус – такой же умный ублюдок, как и его отец. Он просто запер Иветту, надзирательницу, в своем же подвале и заставлял ее помогать ему. Когда фон Браунсфельд звонил в Вассен, Иветта уверяла его, что все в полном порядке. У нее не было другого выбора. А сам фон Браунсфельд шарахался от того домика в Швейцарии, как от чумы.

– Помните, он говорил о каких-то женщинах? Которых он убил? Кто они? – спрашивает Дэвид.

– Одна была фотомоделью. Иветта рассказала мне, что до меня в той комнате побывали другие женщины. Валериус освободился год назад – и начал с того же, на чем остановился.

– Фотомодель? – Дэвид потрясенно смотрит на Лиз. – Может быть, имеется в виду Кристен? Она пропала без вести, и полиции так и не удалось выяснить, что случилось. А еще у нее украли целый шкаф одежды от-кутюр.

Лиз бледнеет.

– О господи, платья! Ну конечно, – стонет она. – Чиара Кристен. Я могла бы и сама догадаться.

– Может быть, нам все-таки стоит обратиться в полицию? – предлагает Дэвид.

– Забудь об этом, – отмахивается Габриэль. – Они мне не поверят. И отправят прямиком в психиатрическую лечебницу.

– Ну, на этот раз у тебя есть свидетели. – Дэвид улыбается. – И еще пленка.

– Точно! – Габриэль приободряется. – Ты прав. Этого должно хватить. Едва ли можно представить лучшую улику, чем пленка, на которой преступник признает свою вину.

Дэвид улыбается, и на мгновение Габриэль узнает в этой улыбке себя.

– Вот уж действительно ирония судьбы, – говорит Дэвид. – Валериус включил видеосъемку, чтобы отомстить тебе. А теперь эта запись тебя спасет.

Габриэль выглядывает в окно.

– Хм… Да и нет. Я же все-таки захватил заложника и сбежал из-под ареста. И едва ли доктор Дресслер намерен закрыть глаза на то, что я бросил его голым и связанным на тротуаре.

Лиз едва не давится чаем.