Надсада

Виктор Николаевич Курицин регулярно выступал по местному телевидению, информировал население о предпринятых им мерах по приведению в порядок всего хозяйства поселка и района, просил помогать ему словом и делом, указывая на какие-то недостатки, на которые аппарату администрации еще следует обратить внимание, – приходить на прием, писать, звонить, сиг-на-ли-зи-ро-вать…

И люди широким потоком приходили, писали, звонили, сиг-на-ли-зи-ро-ва-ли…

– Я знал, что ты – администратор до мозга костей, но чтобы в таких масштабах и с таким размахом – не представлял, – говорил Курицину при встрече Владимир Белов.

– Это, дорогой Владимир Степанович, только первый этап и далеко не самый трудный.

– Какой же следующий?

– Узнаешь, – уклончиво отвечал Курицин. – В свое время.

– Ну-ну, посмотрим…

– Посмотришь, – обещал Курицин. – Все забываю спросить: что у тебя с дядькиным участком?

– Ну его. Обойдемся, – как-то вяло ответил Белов.

– Что так? Хвост прищемили?

Виктор Николаевич залился мелким смехом.

– Может, знаешь, кто прищемил – ишь, как весело тебе стало? – грубовато, но так же вяло оборвал приятеля Белов.

– Извини, Степаныч, это я про свое вспомнил… А если по существу, то, может, мне взяться навести справки по этому участку?

– Наведи, ежели есть такое желание.

– Тебя, я вижу, это не слишком интересует.

– Интересовало бы, так не стал бы с тобой советоваться.

– Ну-ну, не хами. Если ты не против, то я сам займусь этим вопросом.

– Боюсь, потеряешь время.

– Кто знает…

На самом деле Курицин уже заслал верного ему Анатолия Алексеевича в Иркутск и ожидал вестей.

Дня через два тот появился с докладом.

– Ну что?.. Рассказывай.

(«Дружком» его Курицин больше не называл.)

– Рассказывать особенно нечего. Прошелся я по старым связям и вот что выяснил. Участок этот как бы под покровительством некоего серьезного ведомства, где начальником Иванов Иннокентий Федорович. Фамилия эта тебе ни о чем не говорит, но я Иванова знаю давно. В неплохих отношениях с ним был твой отец, и, бывало, они в чем-то выручали друг друга. В общем, с этим участком надо повременить, а пока попробовать разобраться, что к чему. Чую, не все так просто: Иванов не стал бы мельтешить, ведь по большому счету ни означенный Данила Белов, ни его интересы для Иванова значения не имеют. Здесь что-то не так… Какая-то своя игра…

– Подходов к этому… как его…

– Иннокентию Федоровичу?..

– Да-да, к Иннокентию Федоровичу у тебя нет?

– Я его тоже хорошо знал, это слишком серьезный дядька. Боюсь, подходов нет.

Кокорин задумался, вдруг его осенило:

– Нет подходов, но ведь есть архивы? Может, в них покопаться, да вдруг чего и выползет наружу? А?.. Виктор Николаевич?..

– Вот за это и ценил тебя мой отец… За мозги.

– И держал около себя целых тридцать лет, – не без удовольствия добавил Анатолий Алексеевич.

– И есть выходы на эти архивы?

– Был у меня один хороший знакомый, вот он как раз и любил деньги. Если жив и еще что-то может сделать, то вариант беспроигрышный. В общем, торопиться не надо, пока повременить и поискать этого нужного нам человечка.

– Повременить так повременить. Нам не к спеху. Разбирайся. А пока посмотри за племянником этого Данилы – Володькой. Что-то с ним происходит… (Без свидетелей Курицин не церемонился в выборе слов и определений.) Понимаешь, спеси поубавилось, что на него не похоже. Ходит задумчивый, смотрит равнодушно. В себе, в общем, пребывает, а это, я понимаю, неспроста. Должна быть какая-то причина происшедших в нем перемен. Так я думаю: может, противу меня и наших реформ что-то затевает?.. Человечишка он неслабый, с большим гонором и немалыми возможностями. Поэтому нам надо быть настороже. Нам же на начальном этапе нашей работы надо все предвидеть.

В планы его, Курицина, относительно будущей империи в пределах одного района был посвящен только один человек – означенный Анатолий Алексеевич Кокорин. Какой должна быть эта империя, Виктор Николаевич пока представлял в общих чертах, полагая, что для начала он должен все сделать для упрочения собственного авторитета и, значит, собственной власти. Дальше будет видно.

Беспокоил его исключительно один Владимир Белов, который знал о нем, то есть о Курицине, слишком много. Был достаточно состоятелен и, следовательно, независим, что также имело не последнее значение. Кроме прочего, скрытен, влиятелен и в Присаянском, и за пределами района. От такого можно ожидать чего угодно.

– Учти, Анатолий Алексеевич, мы всегда и во всем должны быть хотя бы на шаг впереди.

– Учту, Виктор Николаевич, я в своей жизни только и делал, что старался быть на шаг впереди: чьих-то умыслов, намерений, планов. И этот не проскочит. Опередим.

Владимир Белов жил в самом себе. Он не перестал меньше работать, не изменил своего отношения к окружающим – подручным, близким, жене. Он так же вставал раньше всех и успевал побывать везде, где требовался его догляд, его личное участие. Умом, внутренним зрением охватывал все, что было нужно, и корабль его бизнеса по-прежнему шел в заданном направлении.

Но что-то в нем менялось, где появилось нечто, без чего уже не мог жить.