Надвинувшаяся тьма

Тео выслушал продиктованные ею цифры, но их и не требовалось – птицы гнали «Тень» в нужном направлении. Тео рухнул в кресло и оглянулся на Шрайка. Он так обессилел от потрясения, что почти не удивился, когда в мокром, скулящем человеке, которого держал Шрайк, узнал Нимрода Пеннирояла.

– А он что здесь делает? – спросил Тео.

– Это был несчастный случай! – испуганно выпалил Пеннироял, как будто боялся, что его обвинят в преднамеренном проникновении на борт дирижабля. – Я упал. Мы со Спайни… упали с Воздушной Гавани и приземлились к вам на стабилизатор. То есть я приземлился. Спайни, бедняга, дальше полетел. Хотя… так ему и надо!

Мысль о том, что враг мертв, слегка его приободрила, но ненадолго. Взгляд Пеннирояла обратился к окну, за которым кружили птицы.

– Нгони, я пленник?

– Я думаю, мы здесь все пленники, профессор.

– Тебя не тронут, ты же из Зеленой Грозы! А я был мэром Брайтона. Ты ведь скажешь, что я всегда в глубине души был противником Движения? Скажешь, правда? Я согласился на эту должность ради того, чтобы расшатывать систему изнутри. И с пленными моховиками я ведь хорошо обращался? Ты можешь подтвердить, на Облаке-девять тебе не слишком плохо жилось! Трехразовое питание, и тебе никогда не приходилось носить ничего тяжелее опахала.

Энона пообещала:

– Я скажу, чтобы с вами хорошо обращались.

– Скажете? Спасибо!

– Не знаю только, послушают ли меня. Все зависит от того, какой отряд контролирует этих птиц – верные люди или те, кто желает мне смерти.

– О Поскитт!

Энона сжала плечо Тео и сказала:

– Мне нужно пойти взглянуть, как там ваша подруга.

– Как она себя чувствует? – спросил Тео.

Ему стало стыдно, что он совсем забыл про Эстер.

Энона серьезно смотрела на него.

– Она поправится?

– Надеюсь. У нее серьезная травма головы. Я сделаю, что смогу. Кто такой Том? Она все время о нем спрашивает.

– Это ее муж, Том Нэтсуорти. Папа Рен.

Энона задумчиво кивнула и снова ушла на корму. Шрайк ушел за ней, поставив Пеннирояла на палубу. Оставшись наедине со стариком, Тео подумал, не надо ли его связать или, может, запереть в туалете. Но Пеннироял, промокший и дрожащий, выглядел слишком несчастным, чтобы устроить какую-нибудь пакость, и, уж конечно, войско птиц-Сталкеров за окном не даст ему разгуляться. Тео откинулся на спинку пилотского кресла, чувствуя на языке вкус крови: тонкая струйка стекала ему в уголок рта из небольшого пореза на лбу. Он вспомнил Загву. Увидит ли он еще когда-нибудь свою семью? Где бы он ни оказался, нужно будет постараться отправить им весточку.

– Тебе письмо, – робко проговорил Пеннироял.

Тео оглянулся. Пеннироял протягивал ему грязный, мятый конверт.

– Она просила тебе передать, а я, признаться, запамятовал. Нашел сегодня в кармане пальто, когда искал бумажку, чтобы записать номер причала, где стоял «Леденец». Вот, решил вручить. Лучше поздно, чем никогда, верно?

Тео повертел конверт в руках и узнал почерк Рен. Он разорвал конверт, вытащил письмо и зашипел от досады – мокрая бумага расползалась у него в руках. Рен улыбалась ему с фотографии, той самой, что была в газете, – умное узкое лицо, не такое красивое, как ему запомнилось, зато настоящее и совершенно очаровательное. Тео положил письмо на панель управления, расправил, как мог, и попробовал прочесть. От воды чернила расплылись. Тео смог разобрать лишь несколько обрывочных фраз: «…отправляюсь в путешествие…», «загружаем провиант…», «даже не знала, что от Лондона остались какие-то развалины…» Что-то похожее на слово «спаслись». И в самом низу: «ищи меня в Лондоне».

– В Лондоне? – Тео старался не заплакать, но не справился с собой. – Она поехала в Лондон?

– Что? – встрепенулся Пеннироял. – Нет-нет, ты что-то не так понял. Они взялись выполнить какую-то работу для Вольфа Кобольда, это сын кригсмаршала. Лондон? Туда никто не заглядывает, в развалинах живут одни призраки…

Тео сумел прочитать еще одну только строчку в конце: «С любовью, Рен».

В кабине воняло кровью и антисептическими маслами. Эстер лежала, запрокинув голову, и лицо у нее было белее, чем наволочка на подушке. Шрайк смотрел на нее и надеялся, что она умрет, не приходя в сознание. Когда она станет Сталкером, как он, ему не придется постоянно за нее беспокоиться. Однаждырожденные так хрупки, так легко ломаются. Любить их – сплошное мучение.

Энона, встав на колени, проверила пульс пациентки, а затем посмотрела на Шрайка снизу вверх. В суматохе драки на Тринадцатом причале и бегства из Воздушной Гавани не было времени на реплики вроде: «Мистер Шрайк, что вы здесь делаете?» или «Мистер Шрайк, я так рада вас видеть!» А сейчас для этого было уже поздно.

Энона сказала:

– Это Эстер Шоу, да?

– ТЫ ЕЕ ЗНАЕШЬ?

– Конечно. Я изучила ваше прошлое, прежде чем заново пробудить вас.