У нас был небольшой телевизор – всего 20 дюймов, – и у него была здоровенная трещина на боку, потому что однажды я схватилась за тумбочку, на которой он стоял, пытаясь удержаться на ногах, и в результате телевизор свалился на меня. Помню, я тогда я заплакала, не потому, что мне было больно, а потому, что я думала, телевизор больше никогда не будет работать. Иногда Бланд злился на меня: «Наджин, ты убедила себя, что обожаешь сидеть дома и смотреть телевизор и что это намного лучше, чем выходить на улицу, но на самом деле никому не может нравиться постоянно торчать в четырех стенах». Я не обращала внимания на его слова. Но, сказать честно, иногда я пыталась представить, чем занимаются другие инвалиды, как они живут. Я не знала ответа на этот вопрос и, чтобы избавиться от этих мыслей, снова утыкалась в телевизор.
Айи, Насрин и я часто смотрели теннис. Открытые чемпионаты США, Франции, Австралии, и самое лучшее – Уимблдон, где судьи были одеты в элегантную зелено-фиолетовую униформу, а площадки идеально ухожены и выглядели как ковры. В скором времени я наизусть помнила все правила игры. Айи нравился Энди Мюррей, мне больше нравился Роджер Федерер, а Насрин любила Надаля. Кстати, в футболе мне нравилась «Барселона», а ей – «Реал Мадрид».
Один раз мы все вместе собрались у телевизора, шел Кубок мира по футболу 2010 года. Моя семья обожает футбол! Как обычно, все в нашем районе вывесили наружу флаги своей любимой команды. Я повесила на нашем балконе аргентинский флаг, потому что мне нравился Лионель Месси, а у нашего соседа был итальянский флаг. Вообще-то, я была слишком расстроена, чтобы следить за игрой. Я очень скучала по моей второй маме Джамиле и из-за этого постоянно плакала.
Доктора из больницы, где мне делали операцию, сказали что я буду потихонечку поправляться, но мои ноги, которые должны были выпрямиться после операции, совсем меня не слушались, наверное, еще хуже стало. Наконец мой брат Фархад, живший в Англии, нашел в Алеппо знаменитого хирурга-ортопеда. Этот хирург пользовался такой популярностью, что мы потратили кучу времени, чтобы попасть к нему. Когда мы поехали записываться, то увидели деревенских, прождавших под дверью всю ночь. В итоге мы оказались под номером 51. На каждого пациента отводилось пять минут. Очередь до нас дошла только к вечеру.
Когда доктор увидел мои ноги, он нахмурился и сказал моим родителям, что им не следовало так запускать с лечением и что мне с самого рождения нужно было делать упражнения. Еще он сказал, что надо будет сделать три операции подряд, и как можно быстрее. Он отправил нас в больницу, чтобы сдать там анализы, и пообещал через день провести операцию. Первая операция была на моих щиколотках, а две другие должны были удлинить коленные связки, которые стали слишком короткими из-за малой подвижности. Эти операции обошлись моей семье в $ 4000, деньги заплатил мой старший брат Мустафа, а ему помогла компания, в которой он работал. На этот раз после операций мои ноги были полностью в гипсе, от бедер до пяток, и я лежала совершенно неподвижно.
Мне следовало оставаться в госпитале, но я настояла на том, чтобы меня выпустили на одну ночь посмотреть футбол. Я отчаянно хотела посмотреть матч и чтобы Аргентина победила или хотя бы Испания. Но мне было так больно, что я почти кричала от боли по пути домой в такси, да и дома тоже. Мустафа и Бланд не могли долго слушать мои стоны и крики и вынуждены были уйти.
Через некоторое время боль все же утихла. Однако мне нужно было оставаться в гипсе целых 40 дней, которые казались мне вечностью. Затем Мустафа заплатил за специальный корсет, в который нужно было помещать мои ноги, чтобы тренировать мышцы. В этом корсете ноги напоминали ноги робота, и боль тоже была жуткой. Я должна была носить эту штуку по 10 часов в день, мне было тяжело, и я без конца скулила. Но через неделю я все-таки привыкла и даже смогла самостоятельно передвигаться, опираясь на палку. Мне открылись уголки квартиры, куда я раньше не заходила, например кухня, и я наконец могла любоваться крепостью с балкона без чьей-либо помощи. Айи говорила, что я будто заново родилась.