Наджин. От войны к свободе в инвалидной коляске

Примерно в то же время я начала смотреть американскую «мыльную оперу». Она называлась «Дни нашей жизни» и рассказывала о двух враждующих семьях, Хортон и Брэйди, живших в придуманном городе в штате Иллинойс. Еще там рассказывалось о семье мафиози ДиМера, о том, какие козни строили ее члены, и о любовных треугольниках. У них у всех были красивые большие дома с кучей домашней техники, полно одежды, а у каждого ребенка была своя спальня. Один из мужчин работал врачом в сверкающей чистотой больнице, совсем не как Аль Салам, в которой лежала я. Здорово их жизнь отличалась от нашей! Сначала я не понимала, что происходит, и иногда сюжет казался мне очень странным, особенно когда персонажи, которых считали умершими, вдруг «оживали», но через некоторое время я во всем разобралась. Я смотрела сериал с Айи, что просто сводило Насрин с ума. «Да что такое вы нашли в этом?» – постоянно спрашивала она.

В нашей семье была своя «мыльная опера». Мои родители отчаивались из-за того, что Мустафа никак не женится. Он был вторым сыном, и ему следовало жениться после Шиара в 1999 году, но он сначала сказал, что будет ждать, пока замуж выйдет Джамила, а затем, когда она вышла замуж, – что он хочет посвятить себя работе, так как он был нашим главным кормильцем. Но теперь ему было уже 35, что в нашей культуре считается очень солидным возрастом для неженатых мужчин. Наши браки все договорные, люди женятся не по любви, что, судя по сериалу «Дни нашей жизни», не особенно хорошая традиция. Моя мама постоянно ходила на встречи с подходящими невестами из нашего племени, но Мустафа либо отказывался развивать отношения, либо просто отшучивался. Неважно, был ли он в этот момент дома или нет, в нашей семье нежелание моего брата жениться было, казалось, единственной темой для обсуждения. Я терпеть этого не могла. Как только они вновь поднимали эту тему, я кричала: «Только не это!» – и закрывала уши ладонями.

4. Дни ярости

Алеппо, 2011

Было 25 января 2011 года, вскоре после моего двенадцатого дня рождения. Я смотрела «Дни нашей жизни», подумывая, что могу так стать психопаткой: ну что за дело, все мои любимые персонажи постоянно оказывались злодеями! Вдруг домой с работы прибежал Бланд и схватил пульт от телевизора. Я с удивлением посмотрела на него – все знали, что телевизором заведовала я.

Бланд всегда был очень спокойный, хотя иногда мне казалось, что у него есть другая сторона, о которой никто не знает. Но на этот раз он был не похож на самого себя. Он буквально крутился на месте, как пыльный смерч, что встречаются в пустыне. Схватив пульт, он переключил телевизор на канал на Аль-Джазиру Вся моя семья знает, что я не люблю новости: они всегда плохие – Афганистан, Ирак, Ливан, в соседних мусульманских странах вспыхивает одна война за другой практически с тех пор, как я родилась.

– Что-то случилось! – сказал Бланд.

На экране мы видели тысячи людей, собравшихся на главной площади Каира, машущих флагами и требующих отставки их давнего президента Хосни Мубарака. Я испугалась. Диктаторы стреляют в свой народ, мы знали это, и я не хотела это видеть.

– Эй, я смотрела свою программу! – закричала я.

Одним из моих «бонусов по инвалидности» было то, что мои братья и сестры старались не огорчать меня. Ну, если точнее, не ругать. Меня не ругали даже тогда, когда я выкинула вещи Насрин из окна, ее голубую ручку и CD-диск с курдскими песнями, которые она постоянно слушала. Но на этот раз все было иначе – они все продолжали смотреть.

Как я и думала, скоро полетели баллончики со слезоточивым газом, резиновые пули, а потом в ход пустили водяные пушки, чтобы разогнать толпу. Грохот выстрелов заставлял меня подпрыгивать.

Чуть позже Бланд разрешил мне переключить телевизор на мой канал. Но Мустафа, Бланд и Насрин не могли говорить ни о чем другом, кроме протестов в Каире. Пользуясь любой возможностью, они смотрели новости. Вскоре я прекратила сопротивляться и теперь тоже постоянно смотрела новостной канал. Аль-Джазира без остановки передавала репортажи с площади Тахрир. Толпа протестующих росла. Многие были такими же молодыми, как Бланд и Насрин. На их лицах был нарисован египетский флаг, а головы повязаны красно-бело-черными банданами.

Однажды мы с замиранием сердца увидели, как на площадь въезжает колонна огромных танков. Десятки мужчин храбро преградили им путь, и я с трудом могла смотреть на это. Затем случилось нечто невероятное – танки не открыли огонь, а остановились. Толпа взорвалась радостными криками. Люди начали забираться на броню, царапать на боках: «Мубарак должен уйти!», и экипажи танков не препятствовали этому.