Наедине с собой (СИ)

А на тексты начал подряжать меня. И вот – командировка. Едем в Народичский и Овручский

районы Житомирской области. Именно это направление выбрано не случайно. Поскольку

каникулы, моя жена уедет раньше к родителям и подготовится к нашему прибытию. А мы, выполнив задание в Народичах, переберемся в Овруч. Где не только поработаем, но и славно

отдохнем.

Встретили нас отлично. Под конец заехали, по настоянию одного из председателей колхоза, к

дояру домой: дабы отведать разносолов, которые он готовит самолично, поскольку не женат.

Самогон под грибочки пили стаканами. Причем, что интересно, не отставал и водитель, которому

еще предстояло отвезти нас в соседний район. Наконец попрощались, сели в УАЗик и двинулись в

путь – предстояло преодолеть где-то километров пятьдесят. Но в темноте и по глубокому снегу.

Ничего – добрались.

И сразу – за накрытый в лучших традициях украинского хлебосольства стол. Водитель с морозу

хватил еще два стакана и, распрощавшись, укатил. А мы продолжили дегустировать напитки и

закуски. Поскольку свекор перед этим зарезал поросенка, то развернуться было где. Гулянка

покатилась на славу. Супруга, обеспокоенная количеством выпитого мной и Анатолием, пыталась

мягко повлиять на ситуацию. Напомнила, что назавтра у нас с утра еще с Киева оговоренная

встреча с первым секретарем Овручского райкома партии. Увы, на нас это никак не повлияло.

Короче, надрались все более чем изрядно. И тут гостю приспичило в туалет. А поскольку в

украинских деревнях это заведение испокон веков расположен на улице, сопровождать

однокурсника вызвался я (не бросать же друга в беде?!).

Несмотря на дозу, выйдя, я сразу почувствовал: мороз давит градусов под тридцать. А Анатолий, как назло, все никак не мог опростаться. Выглянула обеспокоенная жена:

– Накиньте что-нибудь на плечи!

Я отмахнулся. Супруга вернулась в избу. И тут, наконец, появился командированный.

– А что там? – пьяно спросил он, ткнув пальцем на калитку.

– Улица, – ответствовал я на правах человека, ориентирующегося во дворе тещи.

– Давай выйдем. Немного просвежимся.

Холод, конечно, чувствовался, но и градусы грели. В общем, вышли мы на улицу. И тут Анатолий

увидел водозаборную колонку.

– Хочу воды! – дохнул еще народичским перегаром. – Пошли попьем.

– Пошли! – согласился я.

А, надо заметить, что капли воды, которые неизменно вытекают из крана, хотя его уже и закрыли, в течение дней и недель образовали под трубой намерзший конус высотой сантиметров

восемьдесят. И вот однокурсник, словно бравый солдат Швейк на смотре, строевым шагом рванул

на колонку. И, естественно, со всего роста – аж луна пошла деревней! – грохнулся о конус лицом.

Встал. И снова вперед. И снова – мордой о наледь. На меня (голова-то нетрезвая) напал просто

истерический смех. Чем больше раз с завидным упорством и всяческой потерей чувства боли, Анатолий хряпался об лед, тем сильнее меня разбирал хохот.

Не знаю, чем бы закончилась попытка напиться, если бы, встревоженная нашим затянувшимся

отсутствием жена, не вышла на поиски. Пристыдив меня, она забрала гостя в хату.

Утром нас разбудили: надо ведь 18 км добираться до Овруча – на интервью. Стонущий от

головной боли Анатолий первым делом просит в постель… зеркало. Ему подают. Дальше – сцена

из «Ревизора». Ибо такой распухшей и многоцветной хари я, сколько живу, не видел. О каком

интервью можно было говорить, если вообще на улице показываться стыдно. Отлежавшись в

Скребеличах трое суток, Анатолий, надвинув шапку глубоко на лоб, отправился назад в столицу.

Не сомневаюсь: эту командировку он будет помнить и спустя десятилетия.

***

Летом поехал немного заработать. Комиссаром интернационального студенческого стройотряда –

в совхоз «Боскольский» Комсомольского района Казахстана. Но уже через неделю стал его

командиром. Мудак, занимавший эту должность, как начал квасить еще в поезде, так и не

просыхал. Ребята поняли, что заработать при такой «организации» им удастся разве что на пару

билетов в кино, и, собравшись, начальство переизбрали. Горького пьяницу отправили назад в

Киев.

***

По существующей практике в каждый отряд прикомандировывали либо одного-двух

трудновоспитуемых, либо в таком же количестве – иностранцев (из студентов). Чтобы, так

сказать, закалять их в горниле трудовых будней. У нас их (отряд-то интернациональный!) была

ровно половина.

Работали мы в печи по обжигу сырца. Когда, став в цепочку, перебрасывали друг другу

доведенные до кондиции кирпичи, из-за разлетающегося во все стороны пепла трудно было

дышать. И что интересно: мы, советские, на сей нюанс не обращали ни малейшего внимания –

грязное производство оно и сеть грязное. Но негры! Они уже через двадцать минут… объявили

забастовку, требуя респираторы. Чем сильно нас удивили: нам подобное и в голову не приходило.

Что тут началось! Понаехало стройотрядовское начальство, подключились местные органы.

Кончилось тем, что все иностранцев из нашего отряда убрали, рассовав их по одному в другие.

Так бесславно, едва начавшись, закончилась идея интернациональных строительных отрядов в

Киевском университете.

***