Но телефонный звонок резко обрушивает и эту мою хлипкую надежду. Позвонивший Никита глухим голосом подтверждает мои самые тревожные ожидания о том, что Клуб пока закрывают, а Стевич какое-то время будет отсутствовать, следовательно, нам с барменом там нечего делать. Незапланированный выходной окончательно выбивает нетвердую почву из-под моих ног. Судя по тону, Никите тоже не слишком по душе информация о внезапно освободившемся вечере. Размышляя, я мельком оглядываюсь к проему, в котором минуту назад скрылись брат с сестрой, и гоню подальше случайную мысль напроситься к Никите в гости.
— Поеду мириться с отцом, — она разводит руками и проскальзывает мимо меня к прихожей, где натягивает на плечи короткую куртку, выправляет из-за ворота свои темные волосы. Я только открываю рот, чтобы сказать хоть слово в ответ, но меня опережает появившийся следом Миха:
— Кать, он все равно еще на работе.
— Вот и хорошо, — Катерина кивает, застегивает молнию и, придирчиво оглядев себя в зеркале, прилаживает волосы по плечам. — Если я просто заявлюсь к нему как ни в чем не бывало, папа даже слушать меня не станет. А так у меня будет время, чтобы приготовить ужин и попробовать к нему подлизаться. После еды он всегда у нас добренький. Кстати, — она смотрит на брата. — Тебе тоже не мешало бы этим озаботиться, спортсмен.
Мишка хохочет:
— Чем? Как бы к кому-нибудь подлизаться?
—
— Там вроде что-то оставалось… — с сомнением тянет ее брат, на что девушка лишь загадочно улыбается:
— Уже нет, — разворачивается к двери и хватается за ручку. — Все, я убежала. Хорошего вечера!
Мишкина сестрица исчезает за дверью быстрее, чем я успеваю выдавить из себя пару слов на прощание, и почти сразу на меня с новой силой наваливаются прежние сомнения, связанные с необходимостью обретаться в одной квартире с человеком, который, должно быть, уже сотню раз пожалел о своем решении позвать меня сюда. Хотя, если подумать, я попросту не оставила ему иного выхода, бесцеремонно завалившись к нему на работу, безумная, похожая на новообращенного зомби. Кто-то другой мог запросто выставить меня вон, посоветовав держать свои проблемы подальше от его размеренной жизни; кто-то, но только не Мишка.
Я отступаю к стене, взглядом скользя от его лица к белой тренерской куртке, обшлага на рукавах которой местами измазаны бурыми пятнами. Я так занята рассматриванием его рабочей формы, что далеко не сразу улавливаю адресованные мне слова:
— … Места много, так что мы даже не встретимся, если хочешь, — пытаясь понять, о чем именно он до этого мне говорил, я поднимаю глаза к его лицу.
— Извини, у меня в голове бардак, — оправдания так себе, но Мишка кивает со знанием дела, подтверждая, что это абсолютная правда.
— Можешь устроиться в спальне, — предлагает он, ведя меня по коридору к одной из имеющихся здесь дверей. Я замираю на пороге, глупо таращась в его обтянутую белым спину, пока он наскоро обрисовывает мне, что и где тут находится. Половина его слов удачно пролетает мимо меня, и в конце концов Мишка, прервав свой одинокий монолог, это понимает.
— Фим, — его ладонь упирается в стену рядом с моей головой, и я выкладываю на одном дыхании, торопясь опередить его:
— Прости меня, Миш. Я понимаю, что своими проблемами сбиваю тебе все планы, но…
— Какие еще планы? — он устало трет переносицу.
— Ты ведь злишься из-за того, что я заявилась к тебе на работу и втянула в свои неприятности, — уже с меньшей решимостью в голосе продолжаю я, не осмеливаясь заглянуть ему в глаза. — Это было неправильно, мне следовало сотню раз подумать, прежде чем вмешивать тебя. Нет, правда, я все понимаю…
— Фим.
— Любой бы на твоем месте злился…
— Я не злюсь.
— Но мало кто согласился бы мне помочь, зная о том…