Наедине

— Совсем недавно и именно с тобой. Но если хочешь знать, я даже рад, что все так вышло. Убить меня ты бы вряд ли смогла, зато у тебя появился повод обратить на меня внимание.

Она не спешит разделить со мной глупые шутки, напротив, хмурится, обдумывая что-то мне недоступное, и выдает внезапно:

— Миш, а ты помнишь Машу Останкову? — в который раз за короткое время заставляя мои мозговые клетки напрячься больше положенного.

— Что-то знакомое…

— Попробуй вспомнить, — мягко подталкивает Серафима. В ее ладони откуда-то появляется незамеченный мною телефон, она что-то ищет в нем, и вот уже сует мне под нос подсвеченный экран, на котором я с изумлением вижу себя в обнимку с обозначенной ею Машей. Это еще что за черт?

— Было дело, — теперь я просто не свожу с нее глаз, совсем потеряв ориентацию в этом непредсказуемом разговоре.

— Мы с Машей учились вместе, — Серафима с показным равнодушием отбрасывает телефон в сторону.

— И что? — забрасываю пробный камень, понемногу начиная соображать на ее волне. — Я тоже учился в свое время с какими-то людьми; мы всех общих знакомых выявлять будем? Постой, а откуда ты вообще взяла это фото? — Фима молчит, поэтому я принимаюсь играть в угадайку и первым делом называю самый предсказуемый вариант. — Тебе его прислали?

Все еще молчит. Не в силах выносить ее молчание, продолжаю одностороннюю игру в угадайку, беря на вооружение второй пробный камень:

— Ты что, ревнуешь?

— Миш, — замечаю, как мелко подрагивает ее нижняя губа. Фима все еще не решается посмотреть в мою сторону. — Скажи честно, ты… знал обо мне, когда встречался с Машкой?

— Что?! — все, абзац, ей-таки удалось сломать бессвязный рой моих мыслей. По наивности считая себя адаптированным к ее сложнейшему образу мышления, я мог ожидать от нее любой несуразности, вплоть до ревности к девчонке, которая пропала из моей жизни задолго до того, как в ней появилась Серафима; чего угодно, только не этого.

— Вы были с ней два года назад, — будто бы нехотя продолжает Фима.

Мне кажется, я даже слышу в своей голове этот громкий щелчок, от которого все как по скорому приказу становится на свои места. Ну, почти… Если это вообще может встать на место.

— Хватит юлить, — мне уже не хочется с ней улыбаться. — Ты пытаешься обвинить меня в том, что это именно я похитил тебя во время выпускного? По-твоему, я… Лицедей? — последнее слово дается мне с трудом. — Вот зачем все эти тупые подсчеты времени, да, Фима?

— Я не знаю. Не знаю!

— Да ты спятила, черт возьми! — рычу, вскакивая на ноги и наконец-то вырубая до колик раздражающую музыку.

— Я не знаю, что думать…

— И чтобы не забивать себе голову, ты решила, что проще увидеть во мне свихнувшегося маньяка? — презрительно кривлю губы, глядя на нее сверху вниз.

— Нет. Но я должна была спросить!

— Разумеется, — бросаю пульт от заткнувшегося музыкального центра и опускаюсь на другой конец постели, упорно не глядя на Серафиму. — Ты не хочешь мне доверять. Нет, я понял. Для тебя лучше отогнать от себя всех, закрыться и прозябать в одиночку где-нибудь подальше от внешнего мира, чтобы никто тебя не трогал и не заставлял жить по правилам, которые требует простое человеческое общение. Вот что тебе так нужно, правда? С другой стороны, — продолжаю почти без паузы, — ты ведь поехала со мной, значит, поверила? Не может быть, чтобы ты не отдавала отчет своим действиям. Ты не из тех, кто поступает наобум, руководствуясь минутным порывом. И все же что-то опять изменилось… — склоняю голову к ней, но вижу только ее спину.

— Я думаю, мы никогда друг друга не поймем, — тихо говорит она.

— Если не будем пытаться, то не поймем, — смотреть на нее выше моих сил, я снова отворачиваюсь. — Ты постоянно думаешь об этом… Лицедее. Даже этот дурацкий номер с анонимной фотографией ты восприняла не как выходку ревнивого идиота, а как подсказку к личности этого ублюдка. А я дам тебе девяносто пять процентов на то, что фотку прислал твой бывший друг, черт бы его побрал. И цель у него куда прозрачнее, чем ты успела себе накрутить.

— Володя? — ее голос звучит растерянно, и от этого мне еще сильнее хочется схватить ее за плечи и трясти, пока она не перестанет изводить себя и меня этим нарастающим безумием, затягивающим нас, как в воронку..

— У тебя еще какие-то бывшие есть? Очень интересно. Может, среди них найдется парочка знакомых моих знакомых, а, Фима? Может, мне тоже пора в чем-нибудь тебя подозревать?

— Не смешно!

— Тебе кажется, что я смеюсь?

— Нет! — она вскакивает и быстро идет к двери, бормоча на ходу. — Я пытаюсь не думать о тебе ничего плохого, но ты ведешь себя так странно…

— А ты, типа, ведешь себя нормально?! — искренне изумляюсь я, поднимаясь за ней следом.

— Я чокнутая, мне можно, — ее голос доносится уже из прихожей, и я спешу туда же, подозревая, что Серафима собирается сделать нечто такое же сумасшедшее, как и она сама. Понаблюдав за тем, как она торопливо пытается натянуть на себя куртку, я подхожу ближе и с легкостью вытряхиваю ее из верхней одежды.