В первые секунды после возвращения в реальность мне кажется, будто я, заключенная в кокон резкой боли, все еще нахожусь где-то между двумя параллельными плоскостями. Перед глазами начинают мелькать яркие красно-синие пятна, которые далеко не сразу трансформируются в игрушечного клоуна, сидящего на моем животе поверх стерильно белого больничного пододеяльника. Несмотря на прыгающий фокус и общее дурное самочувствие, я сразу же узнаю свою любимую игрушку, при виде которой участившийся было пульс замедляется, вновь начиная биться в прежнем ритме. Клоуна могла принести сюда только мама, и пусть я не вижу, не чувствую ее поблизости, она должна находиться где-то тут.
Но облегчение сменяется резким приступом новой тревоги, когда я пытаюсь поднять руку, чтобы взять клоуна.
— Прости, это моя игрушка, — слышу смутно знакомый мужской голос откуда-то справа, а затем рука в перчатке снимает обаяшку-клоуна с моего неподвижного тела. — Похожа на твою, правда? Они парные. Когда-то я подарил вторую игрушку твоей матери, но в итоге она оказалась у тебя, хотя мы с тобой даже не знали о существовании друг друга. Твой клоун сам выбрал себе правильную хозяйку. Пожалуй, это заставляет меня поверить в то, что судьба — не просто красивое слово.
— Как ты себя чувствуешь? — посерьезнев, спрашивает человек в гриме.
—
— Тебе не о чем беспокоиться, теперь все будет хорошо, — его рука ложится поверх моей ладони, некрепко сжимая ее. — Это частная клиника с нелюбопытным персоналом, а главное, на порядок лучше того местечка, куда тебя пытались запихнуть любящие родственники. Думаю, они уже успели пожалеть о своем выборе.
Не знаю, какое злополучное чудо все еще удерживает мое сознание, оттягивая желанный момент выключения из спятившей реальности в спасительное неведение. Грань между сохранением рассудка и сумасшествием слишком тонка, а я балансирую по ней, как самый отчаянный экстремал, которому не важен исход, ведь терять давно уже нечего.
«
— Прости мне это короткое отступление от правил. Трудно расстаться с тобой, зная, что наша разлука может затянуться на очень долгое время, — с отчетливым сожалением говорит он, поглаживая мою ладонь кончиками затянутых в перчатку пальцев. — Но если б ты только могла представить, как долго я искал тебя, девочка моя…
Он везде, его голос наползает на меня со всех сторон, а изуродованное гримом лицо не отпускает моего взгляда. В его компании слишком страшно, но он явно далек от мысли раствориться в вечности и оставить меня в покое.
— Я тебя не знаю, — выдавливаю пересохшими губами, медленно закрывая глаза.
— Это не так, — поправляет он.
— Убирайся, — шепчу отчаянно, стараясь не думать о том, что же скрывается за нарисованной маской.
— Не стоит так говорить, Принцесса.
—
— А знаешь, — мои глаза по-прежнему закрыты, но судя по ощущениям, он придвигается ко мне ближе. — Я ведь практически не помню того времени, когда в моей жизни не было тебя. Иногда мне кажется, что я родился с одним-единственным желанием отыскать тебя в этом несуразно огромном мире. Я встречал самых разных, красивых и не очень, умных и беспросветно тупых, но как только увидел тебя в тот памятный день, загадочную девочку с букетом в фойе театра, сразу понял, для чего в моей жизни оказалось так много свободного места. Я хранил его для тебя, и теперь хочу под завязку заполнить тобой каждый закоулок.
— Хватит, — но он меня не слушает.