Наедине

— Что это еще за фокусы? — интересуюсь грубо, мысленно увещевая себя не горячиться и относиться к ней с должным снисхождением, раз уж она сама не понимает, что творит.

— Мне нужно пройтись.

— Не убедила, — сообразив, что куртку ей я не отдам, Серафима пытается пробраться к двери мимо меня, но я вырастаю у нее на пути внушительным препятствием, которое на сей раз не возьмет даже нож.

— Да кем ты себя возомнил? — она возмущенно пихает меня кулаком в грудь, давно уже нечувствительную к таким пустяковым толчкам. — В конце концов, ты мне никто!

— Зато ты для меня — слишком многое, — говорю многозначительно, но эта ненормальная девчонка опять переворачивает мои слова на иной лад, бледнеет настолько, что ее кожа становится почти прозрачной, и уточняет невнятно:

— Насколько — слишком?

— Настолько, что… — и тут до меня доходит. В ярый контраст ее белому личику мое наверняка становится багрово-красным от резкого приступа ярости. — Черт, опять ты за свое?! Я не Лицедей. У меня нет желтой справки, да и ножами я никогда не увлекался. Так что уймись, наконец, Фима! Просто уймись, или…

— Или что? — она вскидывает голову.

— Или я привяжу тебя к кровати, и ты у меня с места больше не сдвинешься!

— Зачем?.. Чтобы лишить меня возможности сопротивляться? — не знаю, нарочно или случайно она продолжает с остервенением жать на ту же педаль, будто бы поставив перед собой задачу исчерпать запас моей прочности до самой последней капли и посмотреть, что будет, когда от меня больше ничего не останется.

— По-моему, мы уже миновали ту стадию, когда ты еще могла мне сопротивляться, — ухмыляюсь, показательно забрасывая ее куртку на шкаф и пряча ключи от двери в карман тренировочных штанов. Серафима смеряет меня уничижающим взглядом, трясущейся ладонью нашаривает в кармане полупустую пачку сигарет, разворачивается и идет обратно в комнату, откуда спустя полминуты вновь раздается прежний адский шум.

* * *

Дождавшись, пока звуки из спальни затихнут, и она, успокоившись, наконец-то уснет, я бесшумно захожу в комнату. Дважды зову ее по имени, но Серафима не отзывается. Помедлив, устраиваюсь рядом с ней. Она не притворяется, в самом деле спит, уютно прижавшись щекой к мягкой подушке. Развернувшись к ней лицом к лицу, я какое-то время таращусь на нее, не в силах даже слегка отвести от нее взгляда. В жизни не видел никого и ничего красивее. Она затмевает собой все, что я мог бы ей противопоставить в порыве случайного вдохновения. Я могу провести целую ночь в подобном положении, и наутро напоминать негнущуюся сонную развалину, чувствуя себя разбитым и без спаррингов с Медведем, но это уже не имеет никакого значения. Неважно, что будет днем, вдали от этой квартиры и этой девушки. Важно лишь то, что я буду делать, если она и в самом деле отсюда уйдет.

Но этого не случится.

Подбив себе под спину вторую подушку, откидываюсь назад и с тихим вздохом закрываю глаза.

— Я не знаю, что за хрень со мной происходит, — признаюсь ей, спящей, зная наверняка, что она ничего не услышит. — Но я никуда тебя не отпущу. Никогда.

Глава 27. ЛИЦЕМЕРКА

Серафима

Всего одно слово дает моим мыслям дополнительный стимул вернуться в прежнее русло.

Мишка теряет осторожность, пребывая в уверенности, будто недавняя короткая истерика вырубила меня, напрочь лишив способности его слышать. Общаясь со мной изо дня в день, он как-то все время забывает о том, что имеет дело не просто со склонной к эскапизму сумасшедшей, а с дочерью актрисы, пусть даже перенявшей лишь малую толику генов своей талантливой матери. Тем не менее, детские годы я провела в окружении многоликих актеров, способных воплотить в жизнь любой предложенный им образ. В мгновение ока дружелюбная тетя Люба, в чьих карманах никогда не заканчивались шоколадные конфеты, превращалась в коварную седовласую Ведьму, а слегка надменный красавец Антон, к которому я относилась с опаской — в добродушного простачка Ваню, обладателя огненной копны волос под синеватой кепкой. С непередаваемой естественностью эти люди меняли одну личину на другую, самым вероломным образом поражая мое неокрепшее воображение дивными метаморфозами. В моем представлении это было самым настоящим чудом.