Наедине

— Я сделаю все, чтобы этот псих никогда больше к тебе не приблизился, — его губы касаются моего застарелого шрама на щеке. — Когда он снова решит проявить себя, клянусь, я буду рядом. Пусть этот хренов крот высовывает морду из своей норы, но ему больше не удастся застать нас врасплох. Я не отдам тебя ему, слышишь?

Обхватываю его ногами, обновляя своими ногтями уже подзатянувшиеся царапины на его широкой спине. Оргазм рассыпается по моему телу острой дрожью, накрывает волной экстаза до самых кончиков ногтей. Мишка покрывает поцелуями мои закрытые веки, непривычно горящие щеки, размыкает языком приоткрытый рот. Я извиваюсь под ним, заглушающим мои крики своими губами, и в эти мгновения почти сожалею, что он не тот, о ком я привыкла думать изо дня в день, надеясь разгадать его страшную тайну.

Я хочу, чтобы он любил меня так же безумно, как Лицедей.

Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, неподвижно, восстанавливая сбившееся дыхание, когда спонтанная мысль с полоборота заводит меня в приступе едкого, приглушенного хохота.

— Я выиграла, — давлюсь нарастающим смехом в ответ на вопросительный Мишкин взгляд. — Ты понимаешь, что я его сделала? Я так надеялась, что этим чертовым Лицедеем окажешься ты, а все вышло куда проще… и печальнее, — мой смех сходит на нет так же быстро, как и появился. — Ты знаешь, а ведь «судьба» — в самом деле не просто красивое слово. Это нелогично, но так… правильно. Лицедей был совсем рядом, а я влюбилась в тебя.

Глава 28. СЕГОДНЯ Я МОГУ ТЕБЯ УБИТЬ

Миха

Она стоит у самого края бездонной пропасти, достаточно негромкого оклика или легкого толчка в спину, чтобы пустота поглотила ее без остатка. Изо дня в день подвергая сомнению все, что формирует ее настоящее, сгорая дотла в одной ей видимом пламени, она беззвучно кричит о помощи, совсем не надеясь, что в мире, полном скупого равнодушия, кто-то может ее услышать. Я и сам был непростительно слеп, не замечал этого до самого последнего момента, пока вся искусственная шелуха не начала спадать с нее, образуя брешь в ее самозащите от внешнего воздействия. И пусть она поторопилась залатать сквозную дыру, пропускавшую истинные, нефильтрованные эмоции, я точно знаю, что смог уловить момент, рассмотреть ее настоящую, ту, которой она была еще до своего увлечения тленом и громкой музыкой. На самом деле, она вовсе не такая холодная и мрачная, какой очень хочет казаться. Иногда она забывается, позволяет себе ослабить строгий контроль, понятия не имея, что я, подобно одержимому, наблюдаю за каждым, даже самым незаметным ее движением. Я нашел ее след, и теперь двигаюсь по едва заметным отпечаткам, мысленно рисую в своей голове точечный портрет этой девушки, как ластиком стирая ее искусную ложь тщательно отмеренной правдой. Я восстанавливаю ее по мельчайшим крупицам. Не знаю, что она сделала с моей прежней жизнью, сведя на нет все воспоминания, в которых еще не было этого чувства, но ощущаю в себе пугающую готовность отказаться от чего угодно, но удержать ее рядом.

Я смогу перечеркнуть все ради нее.

Отца нет на месте. В ожидании его возвращения пасусь под закрытой дверью кабинета, попеременно поглядывая на часы и отсчитывая минуты, предоставленные в распоряжение моего безликого соперника, в чьем существовании сомневаться уже давно не приходится. Подумав о Лицедее, я очень кстати вспоминаю еще одного незадачливого претендента на свою девушку. Отойдя к окну, набираю Анатолия Степановича и после непродолжительного сопротивления получаю номер Володи, который тут же набиваю исходящим вызовом. Длинная череда гудков почти убеждает меня, что с Володей нам пообщаться не суждено, однако трубку он все же берет.

— Чего надо? — интересуется лениво, не удосужившись узнать, кто звонит.

— Здорово, придурок, — я забираюсь на подоконник, лицом к кабинету отца и пустынной лестнице. — Это ты там забрасываешь почту моей девушки тупым спамом?

— Чего? — удивленно бросает он, не въехав. — Какой еще девушки? Кто это вообще?

— Ты близок к тому, чтобы начать узнавать мой голос с полуслова.

— А-а… — судя по интонации, процесс узнавания заработал в полную силу.

— Ты делаешь успехи, — хвалю я.

— Какие, на хрен, успехи?! — первый шок проходит, сменяясь вполне ожидаемой яростью. — Откуда у тебя номер, козел?

— Давай лучше про твои анонимные забавы с чужими фотками. Где ты отрыл этот раритет, Вовчик?

— Слушай, если хочешь, чтобы тебя понимали, завязывай разговаривать сам с собой, — бурчит мой собеседник.

— Я тебе сейчас разжую, мне не сложно, — с притворной любезностью иду ему навстречу. — Та фотка, которую ты отправил Серафиме с анонимного номера, давным-давно не актуальна, понимаешь? Если ты так интересуешься моей жизнью, я пришлю тебе попозже другую, просто чтобы ты был в курсе всех изменений и больше не выглядел таким идиотом. Думаю, Фима не откажется составить мне компанию в кадре.

— Она пошлет тебя к черту, — натянуто смеется Володя.