— Нет, — возражаю, хотя у меня все же остаются некоторые сомнения в том, что боль можно вылечить болью. Но теперь я как никогда готова рискнуть, даже если для установления истины мне придется столкнуться лицом к лицу со своим главным кошмаром. — Когда он делал это, то был совсем рядом; прикасался ко мне, смотрел прямо в мои глаза, — расплывчатые образы пробирают до мурашек, на миг пошатнув мою уверенность, но я все же упрямо продолжаю. — Если постараться, как следует сфокусироваться именно на этом моменте, думаю, я могу вспомнить что-то, способное натолкнуть меня на верную мысль…
— Если тебе хоть как-то это поможет, давай продолжим двигаться в таком направлении, — голос звучит ближе, вскоре Мишка показывается в дверном проеме, и все прочие раздражители —
— Я просто устала его бояться и хочу узнать правду, — отвечаю с заминкой.
— Даже не верится, что совсем недавно ты ни в какую не желала прибегать к технике гипноза, и поиски правды совсем тебя не заботили, — он опускается на корточках у изголовья дивана, скрывшись из поля моего зрения.
— Ты меня убедил, — оттягиваю длинные рукава свитера, скрывая пальцы. — Знаешь, теперь я все поняла. Ты был прав, нельзя вечно прятаться от своих страхов. В какой-то момент они все равно настигнут, чтобы накрыть с головой, возьмут верх, и вот тогда-то спасаться будет слишком поздно. А я очень хочу спастись. Так что… спасибо тебе за идею.
— Ради тебя — что угодно. Можем даже к гадалке съездить, — парирует он со смешком, перебирая мои распущенные волосы между своих пальцев.
— Если дополнительные сеансы не дадут результата, поедем к гадалке, — соглашаюсь.
— Думаю, все это закончится куда раньше, — подавшись вперед, он легонько целует меня в висок, кладет ладони на мои плечи и потирает их сквозь мешковатый свитер, развивая для меня свою мысль. — Либо чертов псих не выдержит и выдаст себя сам, либо мы даже не станем его ждать и просто уедем куда-нибудь подальше отсюда. Начнем все с самого начала.
— Уедем? — запрокидываю голову, встречаясь с его взглядом, который он тут же отводит в сторону.
— Это… как раз тот редкий случай, когда я предпочел бы прислушаться к голосу разума и отступить до начала боя. Не в смысле сдаться, — добавляет поспешно. — Первым делом я должен вывести тебя из-под прицела. Сейчас ты со мной, и я разорву любого, кто захочет к тебе приблизиться, но быть возле тебя каждую секунду попросту не в моих силах. Даже если я буду таскать тебя за собой днем, а ночью запирать здесь, мы не продержимся такими темпами слишком долго. Однажды меня все равно не окажется рядом, и ублюдок обязательно этим воспользуется.
— Он ждет.
— Теперь и я тоже, — Мишка зарывается лицом в мои волосы, подобравшись поближе к уху, и шепчет вполголоса. — Если он до сих пор не угомонился, значит, в любой момент способен проявить себя вновь. Я не хочу тобой рисковать. Давай уберемся отсюда?
— Но куда?
— Не все ли равно? Где бы ты хотела оказаться?
— На Аляске. С бурыми медведями, — выпаливаю машинально, не задумываясь, оттягивая время для ответа и сам ответ. Меня стопорит; мысль о том, чтобы сорваться с места, покинуть этот серый, ужасный, но такой родной, привычный город, никак не откладывается в моей голове даже при том, что надо мной вновь возникла слишком реальная угроза быть пойманной в хитроумно расставленный капкан.
— А если вместо медведя буду я?
— Ты правда способен бросить все, чтобы увезти меня отсюда? — недоверчиво спрашиваю, приподняв голову.
— Да, — просто отвечает он.
—
— Меня здесь ничего не держит.
— А семья?
— Вовсе необязательно терять с ними связь.
— Да, но если ты будешь с ними общаться, Лицедею не составит никакого труда нас вычислить…
— Слушай, — Мишка обхватывает ладонями мое лицо, вынуждая меня снова запрокинуть голову. Он смотрит очень серьезно, взглядом передавая мне то, о чем еще не успел сказать. В случае нашего побега из города все изменится раз и навсегда, нам обоим придется начать все с самого начала, и пусть в моем случае это скорее к лучшему, но тянуть следом за собой Мишку, стереть его прежнюю жизнь я не имею никакого права. — В конце концов, это даже обидно. Я признаюсь, что готов все бросить ради тебя, а ты никак не можешь выкинуть из головы своего Лицедея.
— Я ни при чем, это он не дает мне о себе забыть, — и тут же с удивлением подмечаю, что могу говорить о Лицедее почти непринужденно, без привычного содрогания.