Наедине

— Похоже, нам с тобой все-таки придется познакомиться, девочка с ножом — говорит он, обводя здоровой рукой маленькое пространство, где тут и там виднеются смазанные кровавые следы, и мы вдвоем, как выжившие союзники на поле стихшей битвы. — Раз у нас уже так стремительно появляются общие воспоминания.

Из моей груди вырывается нервный смешок, когда я вижу протянутую в мою сторону ладонь.

— Пробуем снова? Миха, — усмехается он, решив со мной не церемониться. Я неуверенно смотрю на него, затем на его руку, замечаю старые ссадины на сгибах пальцев, но все же осторожно пожимаю его ладонь своей и послушно выдаю в ответ:

— Серафима.

— А… Вон оно что, — кивает Миха. Я сжимаю кулаки, спешно пряча руки между согнутых коленей. — А я-то все гадал, откуда взялась эта Фима.

— Что ты теперь будешь делать?..

— С тобой? — он тихо смеется. — С тобой я больше ничего не хочу; оказывается, ты можешь быть на редкость убедительной.

— Прости меня, — бестолково, и, наверное, уже в третий раз за несколько долгих минут. — Я не чокнутая, правда, просто…

— Просто ты кого-то очень сильно боишься, — заканчивает за меня Миха, и голос его становится тверже. — Послушай, Фима, я не знаю, что там у тебя происходит, но тут и не нужно быть особым умником, чтобы догадаться. Тебе нужна помощь.

— Специалиста? — мне уже доводилось слышать нечто подобное, но это было еще до моего появления в «Клубе…»

— В том числе. — он шумно выдыхает воздух и откидывает голову назад. Я слишком внимательно смотрю за тем, как с его лба к выпирающему кадыку стекает тонкая струйка пота. В своих мыслях я зачем-то смахиваю ее подушечкой указательного пальца. — Черт. Болит, зараза, — сделав паузу, Миха ловит меня в капкан своего взгляда, но на сей раз я ухожу от перекрестной атаки и вновь принимаюсь таращиться на распахнутые ящички старинного буфета Стевича. Но слушаю внимательно, не упуская ни единого слова. — В общем, я забуду обо всем этом дерьме. Считай, что хотя бы со мной тебе повезло.

Я выдыхаю с заметным облегчением.

— Но тебе придется вернуться в зал и забрать у моей сестры кофту. Я ей сейчас позвоню. И… — Миха косит глаза к плечу, — надо бы еще подтянуть. Бинт остался?

Кивнув, я тотчас хватаюсь за эластичную ленту. Как можно туже обматываю его руку остатками бинта, а затем кое-как поднимаюсь на ноги и стараюсь оценить собственный внешний вид. Миха жестом подзывает меня ближе и небрежно проводит ладонью по моему бедру, отряхивая пыль с одежды. Чувствуя на себе его прикосновения, пусть и совсем невинные, я до боли закусываю нижнюю губу, мысленно на все лады увещевая себя стоять смирно и не дергаться. Когда вновь оборачиваюсь к нему лицом, то вижу, что он улыбается.

Как же ему идет улыбка… Даже сквозь боль, она чудным образом преображает его лицо, создавая о нем совсем другое впечатление. Появляется желание улыбнуться в ответ. Сказать что-то заведомо глупое, просто чтобы поддержать разговор и продлить ее действие. Уголки моих губ медленно ползут вверх, но в этот момент я замечаю, как выражение его лица вновь становится хмурым.

— У тебя на лице кровь, — разъясняет Миха, коснувшись своей щеки в нужном месте. — Лучше стереть ее прежде, чем твои друзья сделают неверные выводы и захотят выпустить из меня то, что еще осталось.

Я согласно киваю, хватаюсь за его окровавленную водолазку, выпускаю ее из рук, тут же подхватываю вновь… В конце концов, швыряю ее в ведро и бросаюсь к раковине. Наскоро открутив кран, подставляю ладони под струю холодной воды.

Вернувшись с кофтой и позаимствованной в шкафчике Ника футболкой с длинными рукавами, я вновь бухаюсь на колени перед своим новым знакомым и пытаюсь помочь ему влезть в принесенные шмотки. Футболка тщедушного Ника ему откровенно мала, но я с завидным упорством пытаюсь натянуть ее на рослого Миху. Все это время он просто тянет руки, чтобы мне было удобнее продевать их в рукава, старается рассмотреть что-то на моем лице, что порядком раздражает. К тому же, я очень спешу скрыть под одеждой его голую грудь, так и притягивающую мой взгляд, чтобы у Михи не осталось никакого повода обвинить меня в излишнем любопытстве. Особенно после всего того, что происходило в этом помещении…

К моменту, когда он оказывается полностью одет, я чувствую себя вымотанной на неделю вперед. С моей помощью — хотя, подозреваю, он вполне мог подняться и сам — Миха встает на ноги и теперь смотрит на меня сверху вниз. Я проверяю, чтобы рукав на его предплечье не пропитался кровью, и выжимаю из себя вялую улыбку, перекрывая очередной поток никому ненужных извинений.

— Неплохой урок нам обоим, — морщится Миха, машинально касаясь кончиками пальцев места ранения. — В следующий раз, когда решишь отшить какого-нибудь бедолагу, лучше сразу обращайся к своим друзьям. Не калечь понапрасну людей.

Я открываю рот, чтобы ему ответить, но он продолжает: