Наедине

Я: Хватит. Ты прекрасно знаешь, что я не отвечу тебе взаимностью. Я с самого начала не скрывала того, что у меня есть парень.

Litcedey: Я ничего от тебя не требую. Но, знаешь, твой парень — никчемный идиот, который и мизинца твоего не стоит.

Я: Нет-нет, это тоже плохая тема. Ты сегодня не в духе, пожалуй, незачем вообще продолжать этот разговор. И мне все равно пора собираться на пары. До встречи в онлайне.

Litcedey: Нет, Принцесса. Постой, не закрывай вкладку.

Litcedey: Ты можешь быть сотню раз неправой… Но ты знаешь все рычаги влияния на меня.

Litcedey: Будь по-твоему. Удачи на парах, красавица.

Litcedey: был в сети два дня назад.

Миха

Свет в подъезде не горит.

Я не придаю этому значения. В нашем подъезде постоянно бьются или выкручиваются лампочки. Бороться с этим явлением бесполезно, хотя бравая пенсионерка тетя Люба неутомимо строчит угрожающие записки и крепит их на стену возле грузового лифта, надеясь когда-нибудь обнаружить у соседей остатки совести. По моим скромным наблюдениям, у нее ни черта не выходит. Записки недолго остаются на месте, а лампы как исчезали, так и продолжают исчезать. Но мне они, общем-то, без надобности, короткий путь от двери до лифта хорошо освещают уличные фонари, свет которых просачивается сквозь не слишком чистое окно. Мутных чужаков и ищущих приют бомжей удачно отсеивает недавно установленный домофон, а самое страшное, что может скрываться в темных углах подъезда, это надравшийся в хлам косматый художник, отконвоированный своими дружками в теплое и сухое помещение, и свалившийся там же, где его оставили. Пару раз я натыкался на это чудное видение и даже доводил его непосредственно до квартиры, по пути успевая получить несколько сбивчивых приглашений стать его моделью и отхватить бесплатный портрет в полный рост. По типу тех огромных картин, что писались для царской семьи и теперь украшают собой стены музеев-дворцов, надо полагать.

Если я хочу полюбоваться на собственную физиономию, то обычно бреду к зеркалу, не задерживаясь там надолго. Тщеславия во мне явно не хватит на то, чтобы ежедневно терпеть ту же картину где-нибудь на стене, загнанную в золотистую рамку и подписанную закорючкой алкаша-соседа, живущего этажом ниже.

Я ни хрена не понимаю в искусстве.

Сегодня художник хотя бы не ползает по холодному полу, собирая своими яркими нестандартными шмотками подъездную пыль, хотя окончанию этого дурацкого дня явно не хватает подобной «изюминки». Суматошный сосед теперь веселится где-то еще. А может даже работает, в качестве разнообразия ваяет чей-нибудь портрет, разбавляя краски своего капризного вдохновения дешевым алкоголем и едким дымом вонючих сигарет.

Машинально касаюсь ладонь кармана ветровки, проверяя, на месте ли ключи от квартиры, и в этот момент боковым зрением улавливаю неясное, почти неразличимое движение справа.

Я не слышал ни малейшего шума или вздоха, иного звука, по которому можно было определить чье-то близкое присутствие. Срабатывают рефлексы, приобретенные за долгие годы тренировок, только благодаря им я остаюсь на ногах, а не лечу по примеру своего соседа носом в ковер из уличной грязи, когда на меня нападают сзади.

Не успеваю ничего сообразить, быстро разворачиваюсь, но крепкий удар успевает задеть мое ноющее плечо, многократно усиливая ставшую привычной боль.

Бл*ть!

Сморщившись, молниеносно выбрасываю вперед левую руку, отражая следующий выпад неизвестного противника, и нацеленный в меня удар на этот раз летит мимо. Но соперник не теряется. Знает наверняка, либо абсолютно точно вычисляет мое больное место, проводит отвлекающий манер слева, на который я предсказуемо ведусь, после чего делает ложное движение и быстро добавляет контрольный удар в мое разрезанное плечо. Знает, куда и как бить, делая это вполне профессионально. Нет, это не бравый маргинал в поисках жертвы, которую можно пощипать в темном углу.

Перестраиваюсь, ясно ощущая, как вниз по руке стекает теплая кровь из вновь разошедшейся ножевой раны. Плотно стискиваю челюсть, рвусь вперед и достаю нападающего в корпус. Под отборный мат своего неизвестного соперника добавляю ему в печень, и пока он хватает ртом улетучивающийся из легких воздух, устраиваю его башке свидание с ближайшей стеной.

Склонившись ближе к неизвестному, бросаю отрывисто:

— Ты еще кто такой, мать твою?! Че надо?!