Не отвечая, тот делает активную попытку выбраться из захвата, но теперь я уже начеку. Укрепляю хватку, хотя боль от потревоженной раны расползается по всему телу с невероятной скоростью, почти титанических усилий стоит не обращать на нее внимания.
— Оглох, придурок? Я тебя еще раз спрашиваю, какого хрена?!
Сквозь хрип я слышу дерьмовый ответ:
— Отпусти, ***.
Если б я был криминальным авторитетом или нечестным на руку ментом, то сейчас непременно орал бы в ухо поверженному противнику что-то типа «
Я бью несильно, но недавнему противнику хватает, чтобы с глухим стоном потерять остатки шаткого равновесия и искать опоры в обшарпанной подъездной стене.
— На х** это все. Звоню ментам, пусть они с тобой возятся.
Выпускаю край его куртки, отбрасывая нападающего к стене, и наскоро пытаюсь сообразить, в какой из карманов сунул мобильник. Я устал, вымотался за этот чертовски длинный день, и все, чего мне хотелось, это доплестись до квартиры и без сил распластаться поверх покрывала, даже не вылезая из повседневных шмоток. Или свернуться на жестком коврике в тесной прихожей. Черт, просто приземлить свои дряхлые измотанные кости туда, где тихо и нет никого поблизости! Отдохнуть. Продрыхнуть до самого звонка будильника, тупо отключиться от реальности, в которой происходят какие-то непонятные мне вещи. Это что, так много? На кой черт этому дебилу понадобилось караулить меня в подъезде?
Я с раздражением трогаю ладонью промокший рукав ветровки и едва давлю в себе желание хорошенько заехать ногой под ребра своему недавнему противнику.
Убил бы мразь…
Внезапно до меня долетает вполне себе определенное слово:
— Девчонка… От***сь от девчонки, г***н.
Прекратив поиски телефона, опускаюсь на корточках рядом со съежившимся телом и уточняю, сразу же проложив все необходимые мысленные ассоциации:
— От какой девчонки? От Серафимы?
С
— Ну, и че дальше? Кто ты ей?
— Тебя это не е**т. Просто… Отвали от нее, — зло выдыхает он и возится на грязной плитке, все же пытаясь выпрямиться. — Исчезни…
— Так не пойдет. — Дело принимает новый оборот, и я пока оставляю мысль о том, чтобы стукнуть в полицию. Убираю руку от кармана, сосредотачиваясь на своем неудачливом оппоненте. — Давай-ка, четко и обстоятельно, пока я готов тебя слушать. С самого начала, урод. Кто ты такой?
— Пошел на х*р.
Я резко дергаю его за волосы и перехожу на более доступный его мозгу язык:
— Кто. Ты. Такой? Не заставляй меня работать попугаем. Я ох**но замотался за сегодня и теперь очень зол. Не зли меня еще больше.
Он презрительно сплевывает куда-то себе под ноги, порывисто дергает головой, но делает больнее себе же и шипит в тихой ярости:
— С*ка! — когда первые болевые ощущения проходят, его текст становится более связным. — Оставь девку в покое. Она не для тебя, усек? Даже не приближайся к ней, иначе проблем не оберешься. — он прикидывает, чего еще не успел сказать, и добавляет, чтоб уж наверняка меня впечатлить. — Сполна огребешь, мудак, ты хорошо услышал?
— От тебя огребу, что ли? — с ясностью все еще туго. Мне приходится на ходу изобретать все новые и новые уточняющие вопросы, чтобы прояснить для себя всю картину целиком. — Ты, значит, ее парень?
Свистящий звук, который он издает в ту же секунду, больше походит на презрительный смех. Или брезгливое несогласие с моим предположением.
— Еще чего не хватало, связываться с такой, как эта баба. Но за ней есть, кому присмотреть. Если у тебя водятся мозги, сваливай, пока не поздно.
Я по-прежнему не слишком впечатлен бессвязным потоком его угроз, в конце концов, исполнителю больше ничего не остается, кроме как пытаться пустить пыль в глаза, но то, что какой-то всемогущий урод чужими руками планомерно загоняет меня в угол, как гребанную мышь, вызывает во мне вполне обоснованную ярость. Я хочу знать, кому обязан всем этим дерьмом со слежкой, тайным шпионажем, а теперь еще и силовыми методами убеждения. Все это давно переходит допустимые рамки и перестает быть просто разборками какого-то ревнивого мудака, заставшего свою девчонку в неподходящей компании и решившего вернуть себе контроль над ситуацией.