Наедине

Не получив ответа, угрюмо седлаю кухонный табурет. Если бы не присутствие Катьки, я б сейчас с большим удовольствием влез в содержимое бара и как следует там покопался. Подобрал бы что-нибудь дельное и очень крепкое, способное успокоить расшалившиеся нервы и вырубить мой мозг из двинувшейся реальности на долгих несколько часов. Забил бы на все и всех. В первую очередь на девчонку из Клуба и ее неизвестного мне пока дружка, который, по ходу, еще более шизанутый, чем эта размалеванная кукла, повернутая на черном цвете. Реально, забить бы сейчас…

Но я все еще какой-то там пример для своей самостоятельной, хотя и недалекой младшей сестрицы. Как бы меня ни колошматили посторонние типы в моем же подъезде, это по-прежнему неизменно. Пусть оно все катится к черту, но я не буду надираться в три рыла на глазах у Катерины, даже если очень тянет поступить именно так. Даже если сама она ничуть не стесняется заявляться ко мне в состоянии повышенной веселости, а потом пьяно виснуть на моем плече, с невиданным упорством доказывая мне, что если бы у нее был такой парень, как я, она бы утопилась в ближайшем водоеме. Или купила спортивную биту, потому что ничем иным мой череп не пробить.

Почему Серафима ничего не сказала, когда я задал вполне ясный вопрос, черт ее раздери? Боялась навредить собственному имиджу, которому и без ее стараний навредить уже в принципе невозможно? Или надеялась, что ее дружку хватит мозгов, чтобы прекратить свою дурацкую деятельность? А может, она настолько перетрусила после своей выходки, что кинулась к нему с подробным рассказом своих приключений, и этот неизвестный кретин, вместо того чтобы нанять девчонке толкового мозгоправа, принялся наводить справки обо мне, надеясь перестраховаться, чтобы в будущем я не мог принести дополнительных проблем его девице? Да я и не собирался. Отступил, и все, баста. Не тянуть же эту нелепую чушь до бесконечности, выставляя себя все большим идиотом вроде тех тугодумов, которые не понимают отказа и танком прут вперед, ломая сопротивление самым верным и действенным способом.

Зашибись. Я вроде бы не настолько лелею собственное эго, чтобы отыгрываться за свою неудачу на несговорчивой девчонке.

Почему она промолчала?..

Мысли мои плавно перетекают в иное русло, и вот я уже во всех красках представляю, что было бы, если б Катька явилась раньше меня и столкнулась с затаившимся в тени лифтов исполнителем. Мог ли он ее узнать? Или ему был дан ориентир именно на меня, не касающийся моих близких родственников? Даже если так, то теперь это может существенно перемениться. Я могу пообещать самому себе и близко не подходить к Серафиме или Клубу мрачных фриков, в котором она обитает, но где гарантия, что однажды вечером недавний тип не подстережет в темном подъезде мою сестру и не захочет переговорить уже с ней?

С пару секунд я смотрю на свои руки, непроизвольно сжавшиеся в кулаки от одного предположения, что моей сестрице может угрожать какая-то там неясная опасность, после чего порывисто вскакиваю с места и тороплюсь обратно в прихожую. Вслед мне летит встревоженное:

— Миш, ты куда?

Я наскоро просовываю руки в рукава. Есть только два возможных исхода моей ночной вылазки — я либо все разрулю, либо вернусь обратно в еще более паршивом виде, чем после стычки с исполнителем. Но в любом случае, это будет означать предельную ясность в том, что происходит без моего на то согласия, но при моем непосредственном участии, а это хорошо. Хорошо же, нет?

Черта с два какой-то двинутый тип станет вмешиваться в мою жизнь!

— Миш, подожди, я иду с тобой, — пыхтит рядом Катька, пытаясь из-под моей руки дотянуться до вешалки, на которой висит ее темно-красная куртка.

Я быстро разворачиваюсь и говорю ей как можно мягче:

— Ты остаешься здесь и ждешь, когда я вернусь. Это не обсуждается.

— Да куда ты идешь?!

Легонько касаюсь ее плеча:

— Мне нужно кое-что решить. Я скоро вернусь.

И, пока она силится выдавить из себя очередной поток несогласий с моими словами, я оказываюсь снаружи и быстро запираю дверь с этой стороны.

Катькиными ключами.

Глава 9. НЕ СТРОЙ ИЗ СЕБЯ ЖЕРТВУ

Из переписки с Лицедеем

Litcedey: Ты согласилась бы потерять все, что имеешь, ради большой и светлой любви?

Я: У меня уже есть любовь. К счастью, она не требует таких серьезных жертв.

Litcedey: Я говорю о другом. О всепоглощающем чувстве, при котором на свете существует один-единственный, только твой человек.

Я: Мы говорим об одном и том же. Я люблю и любима. Больше мне ничего не нужно

Litcedey: -

Серафима