Наедине

В его взгляде мне чудилась подозрительная брезгливость. Он как будто колебался, не зная, что вообще со мной делать — обойти и отправиться дальше по своим делам, или все же задержаться на пару лишних секунд и кинуть спасательный круг. Он выбрал второе.

Почти наверняка решил, что я совсем чокнутая.

Хотя этого-то он как раз и не скрывал.

Меня здорово смутил его костюм — тонкая белая куртка, запахивающаяся на груди и подвязанная широким поясом, и такие же штаны, свободные, не стесняющие движений. И спортивная форма, и белый цвет были ему удивительно к лицу. Я разглядывала парня, даже не сразу сообразив, что мой интерес слишком бросается в глаза и может быть истолкован как-то неправильно. Этот Миха чем-то неуловимо сильно отличался от того, в компании которого я, как прожженный заметатель следов, отмывала стены клубной подсобки от ярких пятен крови. Этот казался намного взрослее, серьезнее, сильнее, в то время как тот производил впечатление не слишком толкового человека, праздно шатающегося по сомнительным местам в поисках приключений, и которому ничего не стоит ввязаться в авантюру только для того, чтобы «встряхнуть» обыденный вечер.

Этот в два счета уложил бы меня на лопатки и придавил для верности, так, чтобы я больше и пискнуть в его сторону не смела, не то что кидаться, легкомысленно размахивая ножом. А тот всего лишь разоружил, беззлобно посетовал на скудность моего соображения, а потом и вовсе зачем-то помог мне ликвидировать все последствия моего чудовищного проступка, действуя очень просто и невозмутимо. Как будто так и было нужно.

Но все же и этот, и тот, такие разные и непохожие друг на друга, скрывались под личиной одного-единственного человека, приятного темноволосого парня, о котором я не знала совсем ничего. В моем представлении он был простым, хотя и не слишком понятным, с широкой улыбкой, способной переворачивать огромный ком в моей груди, и запахом, точно таким же, какой все еще хранит приватизированная мною черная водолазка. Нет, я так и не выбросила ее в мусорное ведро. Не покромсала ножницами на несколько мелких частей. Не сожгла. Не желая прислушаться к доводам разума, запихнула вещь в самый низ шкафа, где зачем-то хранила пустые коробки из-под обуви, и посоветовала себе идти не в спортивный клуб, а внять совету многих бывших знакомых и двигать прямиком на поклон к доброму дьяволу в белом халате.

Скольких это могло бы осчастливить?

Кто-то позади вдруг трогает мой локоть, вырывая меня из череды отстраненных мыслей. Резко обернувшись, вижу рядом с собой смущенно улыбающуюся Симону.

— Привет.

— Привет, — я едва заметно приподнимаю уголки губ в ответ на ее улыбку и замечаю. — Давно тебя не было.

— Да, я встречалась с друзьями… Старыми, еще со школы. Они были тут проездом и заезжали ко мне на пару дней.

Симона появилась в «Клубе…» спустя какое-то время после того, как я открыла для себя это место. Маленькая, очень щуплая, с болезненными кругами под впалыми глазами и длинными волосами со светлым фиолетовым отливом, она приходила сюда в одиночестве и неизменно выбирала свободное место с самого края. Обычно она мотала головой по сторонам, и только убедившись, что никому из окружающих нет до нее дела, запрокидывала голову на мягкую спинку дивана, расслаблялась и улетала куда-то в одной ей знакомый мир, не имеющий с реальностью ничего общего. Огромные звуковые колонки низвергали в рефлексирующий зал бешеные потоки громкой музыки, под звуки которой черты ее напряженного лица распрямлялись, делались мягче. Визуально она словно теряла несколько лет, становясь похожей на утомленную девчонку-подростка, верх неприятностей для которой может быть взбучка от завуча или неуд по школьному предмету. Я даже затруднялась приблизительно назвать ее настоящий возраст. С такой неброской внешностью Моне могло быть как двадцать, так и двадцать пять, и даже тридцать. Про себя я отметила ее многоликость. Но обратила на нее внимание не только из-за этого.

Мой отец, всегда олицетворяющий собой пример выдержки, хладнокровия и непоколебимой стойкости духа, когда-то с презрением заметил, что все неудачники неумолимо тянутся друг к другу, будто бы на невидимом, интуитивном уровне чувствуя «своего» по касте отбросов. Наверняка он был прав. Я быстро выделила Мону среди наших посетителей, хотя она усиленно пыталась стать невидимкой, раствориться, исчезнуть с чужих глаз. Должно быть, нас объединяло родство душ, вызванное похожими катаклизмами, в разные промежутки времени сотрясшими наши жизни. И имя. Когда я впервые узнала, как ее зовут, то даже не поверила поначалу, настолько это было странно и даже в какой-то степени фантастично.

Симона.

Есть в этом какая-то горькая ирония.