Едва машина остановилась, как тяжелые черно-золотые ворота начали открываться, и Рэпп медленно повел седан по дорожке, выложенной битыми ракушками. На клумбах ничего не росло, а деревья были обернуты в мешковину, чтобы защитить их от тяжелых сырых снегопадов, характерных для этого времени года. Наверное, летом все здесь выглядело просто великолепно. Дом напомнил Рэппу некоторые жилища иностранных послов в пригородах к западу от Вашингтона. Харли велел ему подъехать к заднему входу, где Рэпп увидел распахнутую дверь одного из шести гаражей, пустого, ожидавшего их приезда.
Карл Ольмайер ждал в библиотеке. Высокий, худой и царственный, на первый взгляд он был скорее похож на британца, чем на немца, но сильный акцент прогнал эти мысли из головы Рэппа так же быстро, как они появились. Одет Ольмайер был в безупречный костюм-тройку. Харли коротко рассказал им историю этого человека. Они познакомились в двадцатые годы в Берлине. Ольмайеру посчастливилось пережить Вторую мировую войну, но зато не повезло в другом – его семейная ферма находилась в двадцати одной миле к востоку от Берлина, а не к западу. Начальное образование он получил у иезуитов, которые вбили в него идею, что Бог хочет, чтобы ты работал над собой и становился с каждым днем лучше. Как говорится в Евангелии от Луки, в главе 12, стих 48: «Кому много дано, с того много и спросится».
Поскольку Ольмайер являлся талантливым математиком, от него ждали многого. Когда ему исполнилось шестнадцать, русские танки появились на той же разъезженной дороге, по которой всего несколько лет назад проехали немецкие, только в противоположном направлении. Они принесли с собой смерть и разрушения.
Два года спустя Ольмайер поступил на первый курс престижного университета имени Гумбольта в русском секторе Берлина. В течение следующих трех лет он молча наблюдал, как русская тайная полиция арестовывала студентов и профессоров, а потом отправляла их в Сибирь на каторжные работы за то, что они осмеливались выступать против догм коммунизма. Когда-то замечательный университет, воспитавший таких государственных деятелей, как Бисмарк, философов, как Гегель, и физиков, как Эйнштейн, превратился в сгнившую изнутри раковину.
Здания, разрушенные во время войны, такими и оставались до конца его обучения. А в это время на западе англичане и французы изо всех сил занимались восстановлением своих стран с помощью американцев. Ольмайер прекрасно понимал, что идеи коммунизма – сплошной обман: кучка дикарей захватила власть от имени народа, чтобы угнетать тот самый народ, которому, по их словам, они служили. Харли процитировал им старое заявление Ольмайера: «Любая форма правительства, требующая репрессий, тюремного заключения и казни тех, кто не согласен с режимом, вне всякого сомнения, не является народной».
Но после страшной войны, во время которой погибли миллионы, люди больше не хотели сражаться. Поэтому Ольмайер помалкивал и ждал своего часа, а потом, получив степень по экономике, бежал в американский сектор. Несколько лет спустя, когда работал в банке, он познакомился с молодым забиякой-американцем, ненавидевшим коммунистов даже больше, чем он. Его звали Стэнли Альбертус Харли, они стали друзьями, и их дружба выходила далеко за рамки обычного презрения к коммунизму.
Ольмайер, увидев Харли, отбросил в сторону формальности и выбежал из-за стола. Схватив руку Стэна обеими руками, он принялся по-немецки ругать друга. Харли от него не отставал. После короткой перепалки Ольмайер посмотрел на Рэппа и Ричардса и спросил по-английски:
– Это те двое, о которых ты мне говорил?
Харли кивнул:
– Угу, Майк и Пэт.
– Да… уверен, вас именно так и зовут. – Ольмайер улыбнулся и протянул им руку, ни на секунду не поверив, что это их настоящие имена. – У меня нет слов, чтобы выразить, какой восторг я испытываю от встречи с вами. Стэн сказал мне, что вы двое – лучшие из всех, кого он видел за прошедшие несколько лет. – Он тут же заметил удивление на лицах молодых людей, и, изобразив фальшивое изумление, повернулся к Харли и сказал: – Я не должен был ничего такого говорить?
Стэн явно не испытывал удовольствия от его болтовни.
– Вы должны простить моего старого друга, – сказал Ольмайер и обнял Харли за плечи. – Ему невероятно трудно выражать чувства восхищения и расположения. Так он гораздо меньше переживает, когда ему приходится треснуть кого-то по голове.
Рэпп и Ричардс рассмеялись, но Харли сохранял серьезность.
– Прошу вас, устраивайтесь поудобнее. На столе есть кофе, чай, сок и свежие рогалики. Если вам нужно что-то еще, не стесняйтесь попросить. Нам со Стэном нужно поработать, но это не займет много времени, а потом предлагаю вам всем поспать. Вы со мной поужинаете сегодня… нет? – Ольмайер повернулся к Харли за ответом.
– Надеюсь.
– Чушь. Конечно же, поужинаете.
Стэн ненавидел жесткие рамки.
– Я бы с удовольствием, но кто знает, какой черт выскочит из табакерки после сегодняшнего утра?