Уже позже, повзрослев, изучая новейшую историю в школе и институте, она узнала, что сервомеханизмы Альянса, закрепившись на планете, два месяца успешно отражали атаки штурмовых групп Флота Свободных Колоний, и это привело к непоправимым последствиям для Эрлизы.
Глядя на очертания города, Айла с горечью отметила: и тут никаких перемен. Эрл по-прежнему лежал в руинах, – над Цоколем, на фоне небес, еще хранящих зловещий багрянец заката, контрастно прорисовывались угловатые коробки пустующих многоэтажек, между ними по серым лентам дорог двигались огни фар немногочисленных машин, кое-где, очень редко, удавалось заметить освещенные окна, и лишь над центром города, будто вызов застывшему времени, сияла огромная голографическая реклама недавно открывшегося развлекательного комплекса.
Айла испытывала тяжелые, смешанные чувства – совершенно не так представляла она возвращение на родную планету, начало взрослой жизни. После относительно благополучной обстановки Элио и Кьюига она внезапно окунулась в совершенно другую реальность и растерялась – тотальная разруха, экологическая катастрофа, – все стало лишь хуже с тех пор, как отец отправил ее учиться в Центральные Миры.
Дом Генриха Вайбера находился в двух километрах от разрушенного мегаполиса.
Флайбот отца стоял в посадочном круге, несколько генераторов, расположенных по периметру приусадебного участка, формировали маскирующее поле – воздух на высоте нескольких метров струился маревом искажений. В сумеречной мгле злобно светились индикаторы эмиттеров суспензорного поля, окольцовывавшие периметр приусадебного участка. Сейчас активная защита не работала, она включалась лишь при сильном ветре, когда с пустошей приносило тучи праха и пыли.
Открыв калитку магнитным ключом, девушка пересекла двор, поднялась на крыльцо, но в дом вошла не сразу, остановилась, взглянув на знакомые с детства созвездия.
В небе уже взошли две луны – одна коричневая, другая красноватая. Яркие россыпи звезд пересекала полоска мрака – загадочный, неисследованный «Рукав Пустоты», отчетливо различимый в ночном небе Эрлизы. Призрачный свет двух лун омывал исковерканный орбитальными бомбардировками ландшафт – фрагменты разбитой скоростной автомагистрали казались в коричневатых сумерках фантастическими стеклобетонными изваяниями.
Вздохнув, Айла открыла входную дверь, прошла в гостиную.
– Привет, пап, – нарочито бодро произнесла она, коснувшись губами гладко выбритой щеки отца. – Злишься?
Генрих взглянул на дочь. Жесткий, упрямый, несгибаемый, словно выкованный из единого куска легированной стали, он ответил неожиданно мягко:
– Ужинать будешь?
Девушка кивнула.
– Заодно и поговорим. – Отец сделал знак андроиду, чтобы тот сервировал стол.
– Пойду переоденусь, – Айла чувствовала, как напряжение буквально витает в воздухе. О крутом нраве отца она уже была наслышана, но сталкиваться с проявлениями его характера пока что не приходилось. Все же двенадцать лет они общались лишь от случая к случаю, по каналам межзвездной сети, не имея никаких поводов для конфликта.
Генрих проводил дочь пристальным взглядом.
Желая ей только добра, он тяготился предстоящим разговором, понимая, что дипломатия и педагогика – не его конек. Характер Вайбера сформировался среди жестоких реалий послевоенных лет. Хаос, разруха, обилие попавшей в частные руки боевой техники превращали бизнес в опаснейшее занятие, а любую коммерческую структуру в небольшое самодостаточное вооруженное формирование.
За полтора десятилетия ситуация, в принципе, не изменилась, протекторат Окраины по-прежнему считался территорией безвластия, где законы Центральных Миров существовали лишь на бумаге и принимались к исполнению исключительно в тех случаях, когда это было выгодно. Большинство населенных планет сектора обладало своими армиями, политические и экономические союзы заключались на основе текущего момента и распадались с такой же легкостью, как разрушается камень под воздействием постоянных перепадов температуры.
Айла вернулась в гостиную минут через пятнадцать.
– Пап, я после ужина собираюсь в город. – Она села в кресло. – Хочу сходить в развлекательный комплекс. Видела его рекламу, когда возвращалась.
– Это опасно.
– Я не маленькая. Разберусь, – она не приняла категоричного тона отца. – Послушай, нам действительно нужно поговорить. Мы не виделись столько лет… – Айла задумчиво теребила непослушный локон, выбившийся из прически. – Я практически ничего не знаю о тебе. И еще эти дурацкие запреты на исследования…
Генрих почему-то избегал смотреть на дочь.
«Они, – он думал сейчас о целом поколении, – они не понимают нас, не приемлют нашей логики и, наверное, презирают наш страх, совершенно не опасаясь бед, о которых знают лишь понаслышке…»