Наездница. Сожженная тобой

Мы направились к конюшне. К тому времени на двор поместья окончательно спустилась тьма. Она не внушала страха или чувства одиночества — в ее бархатистой нежности хотелось купаться, плыть, барахтаться... Весна, так долго не наступавшая, сменила гнев на милость и окружила Северную Ирландию невиданным для апреля теплом и лаской. В небе высыпали первые звезды — яркие, лучистые, хитро подмигивающие с высоты. Я не могла дышать в полную грудь: от волнения и странной тоски хотелось плакать. Это была моя восемнадцатая весна — можно было и привыкнуть - но еще никогда она не казалась мне настолько чудной и пьянящей. Пробирающей красотой вплоть до самой сердцевины души.

Дверь в конюшню была слегка полуоткрыта. Низкое длинное здание нависло надо мной и Джеймсом, внушая подспудный страх. Любовь тянула меня внутрь, но тихий, еле слышный внутренний голос умолял вернуться домой, в уютную постель...

- Оробела, сестренка? Иди, не бойся. Я буду ждать тебя здесь, - Джеймс подтолкнул меня в спину, и я оказалась у дверного проема. Высокая, толстая дубовая дверь отходила совсем чуть-чуть, но этого хватит, чтобы не потревожить скрипучих петель.

Нужно собраться с духом и сделать решительный шаг. Сегодня нашему пари придет конец — но в чью пользу разрешится спор?..

Вот я и в конюшне. Прошмыгнула мышкой, просочилась невесомой тенью, дочерью народа Навь. В помещении тускло коптило несколько фонарей, а под ногами шуршало сено — я подобрала юбку, чтобы не испачкаться: мне так и не хватило смелости переодеться в другое платье. Новую амазонку было жалко, но самую малость. Я не представляла себе другого наряда для такого случая. Изумрудный костюм шился не для красоты и уж точно не для развлечения Джеймса. Он создавался для него. Брукса.

Я медленно шла по коридору мимо денников и засыпающих лошадей. Конюшня полнилась своими загадочными звуками. Большинство из запертых кобыл вели себя тихо, но некоторые глухо стучали копытами, фыркали, встряхивались. Мне захотелось снять со стены один из фонарей и понести перед собой, освещая путь, но я побоялась уронить его и устроить пожар — так у меня тряслись руки.

Стойло жеребца Адама находилось в самом конце конюшни. Там явно кто-то был — волнение лошадей в той части здания было особенно сильным. Я шла, нервно сминая подол и перебирая в голове объяснения своего позднего появления среди денников. Скажу, что не до конца уяснила, как выполнять траверс... Или попрошу совета по поводу поведения Реган...

Господи, как же глупо! Я в любом случае буду выглядеть законченной идиоткой. А вот Брукс не дурак. Он и без слов обо всем догадается. По какому еще поводу заявляется женщина к мужчине темной ночью?..

Из крайнего к стене стойла доносились странные шорохи, и я еще больше замедлила шаг, на слабеющих ногах достигла перегородки между денниками и вытянула шею, осторожно заглядывая внутрь.

Джеймс не соврал - Брукс и правда оказался там. Вот только он был не один. Сперва мне показалось, что я вижу иллюзию, злой морок, наведенный колдовскими силами — настолько нереальным показалось увиденное. Берейтор стоял ко мне спиной, держа на весу девушку, ритмично двигая бедрами и впечатывая ее в шершавую деревянную стену.

Справа от любовников было окошко, и свет только что взошедшей луны падал на них, заставляя фигуры мерцать нереальным серебристым отблеском, выделяя каждую деталь происходящего: растрепанные волосы Брукса, обнаженные женские ноги, бесстыдно выставленные из вороха задранной юбки и скрещенные за его спиной...

О Господи... Я замерла, превратившись в подобие статуи. Мышцы на миг ослабли и тут же закаменели. В животе скрутился неприятный клубок чего-то скользкого, инородного...

Нужно уйти, нужно оторвать взгляд, но я не могла заставить себя сделать это. Несмотря на всю чудовищность происходящего, слепленные воедино люди выглядели упоительно прекрасными. Адам был раздет по пояс, и лунный свет расслабленно скользил по его широкой, мускулистой спине, по напряженным рукам и сжатым ягодицам... Он оказался еще лучше, чем я себе представляла. Я залюбовалась, на миг забыв о том, что вовсе не являюсь героиней сего действа, потом подняла глаза, всматриваясь в девушку и...

… обмерла еще больше.

Я слишком хорошо ее знала, чтобы простить такое.

18. Ненависть

С Бруксом была Банни.

Лицо горничной находилось как раз напротив меня — она заметила бы случайного свидетеля, не увлекись так процессом: девушка сладострастно запрокинула голову и закрыла глаза, жадно хватая ртом воздух. Из нее вырывались грудные, еле слышные стоны, она впивалась ногтями в плечи и елозила ногами по пояснице тренера.

МОЕГО тренера.

Я поднесла руку к губам и с силой закусила ладонь, пытаясь сдержать рвущийся крик, все еще не в силах оторвать от них глаз. Меня затошнило. Каждое движение Брукса, каждый его мощный толчок внутрь Банни вызывал в моем животе ответную реакцию: полу-боль, полу-негу... Страшное ощущение предательства перерастало в жгучее, неконтролируемое желание.