Наездницы

– Ездить верхом, – немного осмелев, ответила я. То, как пристально и заинтересованно он на меня смотрел, помогло мне продолжить. Я кивнула на рамочку с фотографией у него на столе: три девочки Холмс, все в белых платьях. – Декка сказала, что ни она, ни ее сестры не умеют ездить верхом, но им очень хочется научиться.

– Она так и сказала?

Я кивнула.

– И мне поможет мистер Альбрехт. Я не буду заниматься с ними одна.

– Меня не волнует, будешь ли ты с ними одна, Теа. – Он перевел взгляд на фотографию. – Им необходимо научиться ездить верхом, мы с их мамой тоже так считаем. Особенно это касается Сарабет и Рэчел. Но Декка еще слишком юная.

Я затрясла головой и подвинулась к краю сиденья.

– О нет! – возразила я. – Чем младше, тем лучше. Если она научится этому сейчас, для нее это станет чем-то органичным.

Он посмотрел на лежащие перед ним документы и улыбнулся, как будто вспомнив какую-то шутку. Я ожидала. Я этого хотела. Я очень сильно этого хотела. И я намеревалась воспользоваться добротой мистера Холмса. Во всяком случае, я очень на нее рассчитывала. Я знала, что если кто-то и пойдет мне в этом навстречу, так это он.

– Пожалуйста! – произнесла я. – Я хочу быть с лошадьми. Но мне не позволят ездить верхом, пока я не окрепну.

Я надеялась, что это прозвучало не чересчур жалобно, но, скорее всего, именно так у меня и получилось, поскольку возникло ощущение безысходности. Но чего я ему не сказала, так это того, что хочу быть поближе к его дочкам, потому что скучаю по ощущению семьи. И что его присутствие меня утешает, что, находясь рядом с его дочками, я буду ближе и к нему. Я ни за что не произнесла бы всего этого вслух.

– Ну хорошо, Теа, – сказал он после недолгого размышления. – Ты меня убедила. А я постараюсь убедить миссис Холмс.

Догадался ли он о двойственности моих мотивов? Лошади и девочки, девочки и лошади. Я хотела быть рядом с лошадьми и детьми. Я хотела видеть, как дочки Холмсов научатся любить животных. Я хотела быть на глазах у их отца.

На уроке истории я никак не могла сосредоточиться. Мне даже не удалось вспомнить, где одержал свою великую победу в Гражданской войне генерал Грант.

– Шайло, – ответила вместо меня Леона.

Сэму стало бы за меня стыдно. Он знал подробности всех битв.

За историей последовал французский, после чего нас ждал ланч.

– Увидимся, – кивнула я Сисси, которая болтала с Эвой, и бросилась догонять Леону.

– Не бегать! – крикнула мне вслед одна из воспитательниц.

Судя по голосу, это была Хенни, но я не оглянулась. Замедлив шаг, я начала петлять в толпе направляющихся в столовую девочек. Их было так много! Я успела забыть, как нас много, когда мы все вместе куда-то идем. Я проскользнула слишком близко от Элис Хант, и она бросила на меня возмущенный взгляд. Я беззвучно, одними губами извинилась.

Леона шла, не оборачиваясь, и как будто не слышала моих шагов. Я задыхалась, мои ноги налились тяжестью, а кожа над верхней губой покрылась капельками пота. Я пришла в отчаяние, так как ощущала себя больной и неотесанной.

– Теа, – спокойно произнесла Леона, когда я ее все-таки догнала.

– Привет, – сказала я, подстраиваясь под ее шаг. – Я хотела поблагодарить тебя за конфеты. Они были необыкновенно вкусными.

Я чуть было не сказала «восхитительными». Это была высшая похвала моей мамы, к которой она прибегала крайне редко.

– Не за что. Я попросила маму, и она все устроила.

– Она прислала конфеты из Техаса?

Леона засмеялась.

– Ну да, они ехали через всю страну.

Мы были так близко, что я видела россыпь коротких белых волосков над ее верхней губой, слегка портивших ее безупречное во всех остальных отношениях лицо. Леона повернула голову и посмотрела на меня, как будто почувствовав, что я ее разглядываю.

Я покраснела.

– Конечно, их привезли не из Техаса, – слегка насмешливо произнесла она. – Они бы растаяли. Но это швейцарский шоколад. Ты разбираешься в конфетах?

– Да, конечно.

Мы подошли к входу в столовую, где Леона остановилась и придержала дверь, открытую только что вошедшей в нее девочкой, пропуская меня, как будто она была мужчиной.

Я отыскала глазами наш стол, скользнула на свое место и посмотрела на еду: жареная курица, любимое блюдо всего лагеря, зеленые бобы, жареный картофель. Аппетита у меня не было, но я с удовольствием выпила бы холодного чая. Судя по всему, Хенни, на пухлом пальце которой теперь красовалось кольцо невесты с бриллиантами и рубинами, было поручено следить за тем, как я ем. От взглядов, которые она искоса бросала в мою сторону, мне стало не по себе. Я взяла самый маленький кусочек курицы – крылышко – и лишнюю ложку картошки в качестве компенсации. При мысли о необходимости есть мясо меня затошнило. Лежа в лазарете, я представляла себе свои легкие в виде огромных ломтей красного мяса. Они пульсировали, как будто у каждого из них было свое собственное сердце, и начинали чернеть по краям. В те дни, когда мне становилось хуже, мне казалось, что я вижу, как чернота расползается, подбираясь к центру легких. Когда я чувствовала себя неплохо, чернота отступала.