Наездницы

– Поздравляю с Рождеством! – произнес мистер Холмс. – У нас лопнула труба, – добавил он, показывая мне ключ. – В Замке нет воды, а наш рабочий уехал на праздники домой.

Подойдя ко мне, он остановился. В снегу позади него тянулась одинокая цепочка следов.

– Я никогда в жизни не видела снега, – сказала я. – Вот он какой, снег!

– Правда? – Он огляделся, окинув взглядом белоснежные окрестности. Крыши, деревья и горы – все было белым. – Я люблю холод, – признался он.

На нем было старое пальто без верхней пуговицы.

– Он, наверное, напоминает вам о доме, – предположила я.

– Ты не забыла? – обрадовался он. – Да, он напоминает мне о Бостоне.

– Я видела только жару. Но это, – я кивком указала на снег, – так красиво!

А Сэм не мог этого видеть. Он был далеко.

– Моя мама говорила, что, когда идет снег, это означает, что Бог сердится, но я всегда воспринимал это иначе.

– Если он не сердится, что же он чувствует при этом?

Мистер Холмс рассмеялся, выпустив белое облачко пара.

– Просто размышляет. – Он помолчал. – А тебе, похоже, нравится в Йонахлосси, Теа.

Я кивнула. Мне было холодно, но я не хотела уходить. Я начала что-то говорить, но запнулась.

– Что ты хотела сказать? – спросил он.

Над губой мистера Холмса краснел маленький порез. Он поранился, когда брился. Они всей семьей будут праздновать свое собственное Рождество, прежде чем вместе с нами пообедают в Замке. Я хотела быть там, с ним. Я хотела, чтобы он меня пригласил. Внезапно я осознала, что мне этого хочется очень сильно. «Пригласи меня! – мысленно взмолилась я, пока он выжидательно смотрел на меня. – Пригласи меня!»

Но, конечно же, он не мог меня пригласить. Я не носила фамилию Холмс. «Может, это мое последнее Рождество не дома», – подумала я и тут же поняла, что это не так. Я увидела много одиноких и пустых праздников в своем будущем. Я не знала, где буду находиться, но знала, что моих близких рядом не будет.

Мистер Холмс продолжал с любопытством разглядывать меня.

– Мне здесь нравится, – сказала я и замолчала. Я боялась, что мой голос меня выдаст. – Но я также скучаю по дому.

Его это, похоже, не удивило.

– Конечно скучаешь, Теа. Конечно ты скучаешь.

На Рождество родители подарили мне кашемировое пальто темно-бордового цвета с посеребренными пуговицами. «С Рождеством и с Новым годом! Будь счастлива, милая Теа!» – чужим почерком было написано на открытке. На ярлыке я прочла название магазина одежды в Эшвилле. Прижав пальто к себе, я подошла к зеркалу. Мои волосы вспыхнули на темном фоне. Я расплела косу и сжала пальцами прядь. Волосы отрастали очень быстро и на ощупь были густыми и упругими. В серебристом зеркале отражалась странная картина: мои припухшие от сна глаза, пересохшие от мороза губы, вызывающего цвета шикарное пальто. Я коснулась зеркала. Мама даже не видела это пальто, не знала, какого оно насыщенного цвета. Это был экстравагантный подарок, совершенно не в мамином и не в моем стиле. Должно быть, ее мучило чувство вины за то, что она не забрала меня домой даже на Рождество. Она не знала, что я не поехала бы, даже если бы они меня позвали.

Я запихнула пальто в один из пустых ящиков.

В прошлое Рождество мы не обменивались подарками. Мама заранее предупредила об этом меня и Сэма. И хотя я принялась недовольно ворчать, мама напомнила мне, что семью Джорджи измучили проблемы – она так и сказала: измучили, – и мы не должны создавать им еще одну проблему. Кроме того, добавила мама, нам не нужны рождественские подарки, у нас и без того есть все, что нам необходимо, не так ли? И что мне оставалось делать, кроме как согласиться, хотя я рассчитывала на новую уздечку и новые бриджи?

За несколько дней до Рождества мы устроили костер. Тетя Кэрри вернулась из Миссури, потому что ее маме стало лучше. Мы долго стояли вокруг костра, а может, мне так показалось. Отец ласково обнимал меня за плечи. Мама и Иделла вынесли из дома кружки с какао.

– О нет! – воскликнула тетя Кэрри, проводя ладонью по пухлому животу.

Пока я пила, я наблюдала за своим кузеном, изо всех сил делая вид, что не смотрю в его сторону, что я вообще ни на что не смотрю и ничем не интересуюсь. Он держался рядом с Сэмом, и мне казалось, что он чуть ли не заглядывает ему в рот. Мы никогда не пили какао, оно было слишком сытным. Сделав несколько глотков, я ощутила тяжесть в животе и вылила остаток в костер. Я чувствовала, что мама на меня смотрит, и сосредоточилась на костре – клубах дыма и потрескивающих сучьях.

В тот вечер все молчали. Так и хочется предположить, что мы все знали, что стоим на грани каких-то перемен.