Нафанаил и другие

через десять минут. – вставил тип.

Брат всё скалился, открывая рот, часто дышал, и прижимал уши к голове, пригибаясь всё ниже и ниже. Ему было плохо. Я знал. Плохо было и мне, но что я мог с собой поделать,

если презирал любую форму рабства?

Заслышав шаги на лестнице, мы приготовились к худшему.

Девочка внизу, тихо ходила, глотая слёзы.
И это были не её шаги на лестнице. И не типа! Скрип его дивана мог не услышать только
кот после железнодорожного крушения..

Яркий луч врезал по глазам так, что я думал, что попал под автомобиль! А брат от неожиданности вытянулся, как суслик, в столбик, собрав на уши всю паутину с

чугунной стенки ванной над ним.

Затем, какой то длинный сверкающий прямоугольник, еще раз блеснув и врезав по глазам,

пропал в светлом проеме.

Спешные шаги вкусно пахнущей тетки ускользали звуками вниз по лестнице.

-Слава богу, они – в порядке! Сидят и пялятся на зеркало!.. Надо их скорей вынимать,

в тени – за тридцать! Может им туда бутылок со льдом под бок накидать, а?

– Пылесосом их надо оттуда выкурить, а дырку немедленно заткнуть! – рассердился

ни с того, ни с чего отец семейства.

-Я попробую еще разок? – робко спросила девочка.

-Да!.. Мои нервы этого уже не выдерживают. – сказала мать, покидая ее и шурша