Нагие и мёртвые

 - Но ведь как раз этого-то мы и не можем допустить, - возразил Гольдстейн. - Мы ведь воюем против этого. - Затем, как будто вспомнив о чем-то, он сердито нахмурил брови и добавил: - А-а...  не знаю, по-моему, это просто банда антисемитов.

 - Кто, немцы?

 - Да, - ответил Гольдстейн не сразу.

 - Ну что ж, это одно из объяснений, - произнес Рот с видом наставника. - Хотя все это не так просто, как кажется.

 Гольдстейн не слушал его. Лицо его заметно помрачнело. Минуту назад он был бодрым и веселым, а теперь хорошее настроение неожиданно пропало. Рот продолжал говорить, и Гольдстейн время от времени согласно кивал ему головой или поддакивал, но это не имело никакой связи с тем, что говорил Рот. Гольдстейн размышлял над происшедшим сегодня днем эпизодом. Несколько солдат разговаривали с водителем грузовика, а он, Гольдстейн, случайно услышал их разговор. Водитель, здоровенный парень с круглым красным лицом, говорил новичкам о том. какие роты лучше, какие хуже. Уже выжав сцепление и начав потихоньку двигаться, он крикнул ребятам:

 "Надеюсь, что вы не попадете в шестую роту: туда всех этих проклятых евреев суют!" Раздался дружный смех солдат, а один из них крикнул: "Если меня назначат туда, я лучше уволюсь из армии!"

 Все снова громко загоготали. Воспоминание об этом случае вызвало у Гольдстейна возмущение, он покраснел, негодование смешалось в нем с чувством безнадежного отчаяния, ибо Гольдстейн хорошо понимал свое бессилие и невозможность что-либо изменить. Жаль, конечно, что он ничего не сказал тому парню, который закричал, что не пойдет в шестую роту, но дело было не в парне. Этот парень просто-напросто хотел показать, какой он умный и хороший. Дело было в том водителе грузовика. Гольдстейн снова представил себе гнусную морду водителя, и ему стало как-то не по себе. "Грубое животное", - подумал он. - На него нашло глубокое уныние: все еврейские погромы устраивали люди с такими вот мордами.

 Он сел рядом с Ротом и с грустью посмотрел на море. Когда Рот кончил говорить, Гольдстейн печально закивал головой.

 - Почему они такие? - неожиданно спросил он.

 - Кто?

 - Антисемиты. Почему они никогда не понимают простых вещей? Как это допускает бог?

 - Бог - это недопустимая роскошь, меня он не интересует, - усмехнулся Рот.

 Гольдстейн с отчаянием ударил кулаком по ладони.

 - Нет, я никак не могу этого понять. Почему же бог видит такую несправедливость и соглашается с ней? Мы ведь считаемся избранным народом, - фыркнул он презрительно. - Ну да, избранным... для сплошных неприятностей.

 - Что касается меня, то я агностик, - сказал Рот.

 Несколько секунд Гольдстейн молча смотрел на свои руки. На его лице появилась сначала печальная улыбка, потом морщинки вокруг рта углубились, и улыбка стала скорее саркастической, чем печальной.

 - Придет такое время, когда тебя никто не станет спрашивать, какой ты еврей - агностик или не агностик, - мрачно заметил он.

 - По-моему ты воспринимаешь все это слишком болезненно, - сказал Рот. "Почему, - подумал он про себя, - так много евреев верят в какие-то бабьи сказки? Его родители довольно современные люди, а сам Гольдстейн, как старик, все чего-то ворчит, причитает и уверен, что умрет насильственной смертью". - Евреи слишком беспокоятся о себе, - сказал он вслух, почесав свои длинный нос.

 Гольдстейн, по мнению Рота, был странным человеком: он почти ко всему на свете относился с горячим энтузиазмом и иногда казался просто помешанным на чем-нибудь. В то же время, начав говорить о политике, экономике, или еще о каких-нибудь современных событиях, он, как и все евреи, неизменно переводил разговор на одну и ту же тему.

 - Если мы не будем о себе беспокоиться, о нас никто не побеспокоится, - сказал с горечью Гольдстейн.

 Рота это раздражало. Все почему-то считали, что раз он еврей, то должен думать обо всем так же, как другие евреи. Ему не нравилось это. Конечно, в некоторых случаях ему не везло только потому, что он еврей, но это было несправедливо: он был евреем не по убеждению, он просто родился евреем.

 - Ладно, давай прекратим разговор об этом, - предложил Рот.

 Некоторое время они сидели молча, наблюдая за последними лучами опускающегося в море солнца. Гольдстейн смотрел на свои часы и одновременно то и дело переводил взгляд на солнце, которое теперь почти полностью скрылось за горизонтом.

 - На две минуты позднее, чем вчера, - сказал он, когда солнце скрылось полностью. - Я люблю наблюдать за такими вещами.

 - У меня был друг, - отозвался Рот, - который работал в бюро погоды в Нью-Йорке.

 - Да? - заинтересованно спросил Гольдстейн. - Знаешь, я всегда мечтал работать где-нибудь в таком месте, но для этого ведь необходимо образование. По-моему, там требуется знание высшей математики.

 - Да, он окончил колледж, - согласился Рот. Он предпочитал такой разговор всяким другим, потому что спорить здесь было не о чем. - Он действительно окончил колледж, - повторил Рот, - и всетаки ему просто повезло больше, чем любому из нас. Я вот окончил городской колледж в Нью-Йорке, а что толку?