Наглец (СИ)

Осматриваю свой домашний халат из серого хлопка, который едва доходит до колен и как нельзя кстати подходит по цвету под моё настроение. День свадьбы, который должен быть самым важным днём в жизни любой девушки, для меня стал самым унылым и безрадостным, потому что я была лишена всего того, что должна была получить; девичник, визажист, спа-процедуры, подбор нарядов для подружек невесты — всё это прошло мимо меня, хотя, конечно, не в этом счастье. А на самой церемонии мне придётся улыбаться и делать, вид, что я довольна своей жизнью, но мне не впервой притворяться. Правда, в этот раз всё будет иначе: раньше я чувствовала, что у моих ног весь мир, а теперь не чувствовала земли под ногами, и вовсе не от счастья.

Папу я сегодня ещё не видела: он и вся семья Авериных будут ждать меня у ЗАГСа; к слову сказать, Богдан даже за мной не удосужится приехать. И я могу понять всё: его злобу, осуждение, гордость, даже разочарование — кроме упорного нежелания меня отпустить. Если бы я была дочерью какого-нибудь финансового магната, и разрыв отношений со мной лишал бы Богдана каких-либо привилегий, его упрямство было бы оправдано, но я не вижу никаких причин удерживать меня.

Уязвлённого самолюбия для этого мало.

Я чувствую, как к глазам подступают слёзы, и из последних сил пытаюсь их сдержать, потому что я уже устала быть сильной.

— Надо было просто молча сбежать от него, — всё не могла остановиться подруга. — Просто собрать вещи и куда-нибудь уехать, а не объясняться с этим самовлюблённым павлином! Они с Игнатом оба стоят друг друга — даром, что лучшие друзья; их обоих не волнует никто, кроме них самих.

— И на что была бы похожа моя жизнь? — вздыхаю в ответ. — Скрываться до конца жизни? Потому что в покое меня Богдан вряд ли бы оставил — слишком себялюбивый, чтобы простить и забыть подобное.

— Да кого волнуют его чувства?! Переехала бы жить заграницу — у меня живёт тётка в Испании; или на худой конец приняла бы предложение Николая и сбежала во Францию — там помимо работы он точно обеспечил бы тебе ещё и жильё.

На секунду я задумалась и представила это — мою жизнь в самом романтическом городе в мире — и тут же отогнала эти мысли: по сути, модельный бизнес — это то же рабство, которое я проходила здесь. Еда пара раз в сутки — и точно не нормальными порциями; постоянные козни от конкуренток за спиной; и снова то же притворство, что ты всем довольна…

— Нет, — качаю головой. — Пожалуй, там было бы ещё хуже.

— А может, тебе сбежать сейчас? — спрашивает вдруг София. В зеркале я ловлю её загоревшийся взгляд. — Или даже нам обеим взять и сбежать? Начнём новую жизнь там, где нас никто не найдёт!

Несмело улыбаюсь и перевожу взгляд на маму, которая как-то задумчиво изучает стену; по её лицу видно, что она слышала наш разговор и теперь обдумывает, насколько план Сони возможен.

— Уже слишком поздно, — слышу голос Бо со стороны коридора, и вдоль позвоночника ползут ледяные мурашки.

Он словно чувствовал всё то, что здесь происходит, и поспешил приехать, чтобы я действительно не дай Бог не сбежала.

Хотя я и не собиралась этого делать — у меня руки связаны.

Маме удаётся выпроводить Аверина из комнаты, пока они с Соней в четыре руки натягивали на меня эту шёлковую тюль. Будь моя воля, я бы ни за что не купила такое платье, но и здесь меня лишили права голоса: выбор целиком и полностью лежал на Богдане. Единственное, что мне в платье нравилось — они ничуть не закрывали мои татуировки, которые были для меня напоминанием о том, что меня можно одеть во что угодно, но мою истинную суть, которая спустя столько лет вырвалась на свободу, не отнять и не спрятать никому.

И Богдану придётся с этим мириться, хочет он того или нет.

Аверин-младший сам сидел за рулём — это уже походит на паранойю, честное слово — и то и дело бросал на меня взгляд в зеркало заднего вида; всякий раз, как он делал это, я демонстративно отворачивалась, потому что видеть его — это всё равно, что получать насмешку судьбы в лицо.

Родители Богдана, а так же примерно полсотни гостей встречали нас радостными улыбками, и я старательно растягивала губы в её жалком подобии — до тех пор, пока не наткнулась на красноречивый взгляд Сони, говорящий о том, что у меня выходит отвратительно. Мама держала отца под руку и постоянно осматривалась по сторонам, выискивая кого-то, но на мой вопросительный взгляд только отмахивалась. А стоило нам зайти в зал регистраций, где практически тут же началась церемония, она и вовсе сникла — даже слёзы выступили на глазах. Отвлёкшись на её расстроенное лицо, я даже отвлеклась от того, что нахожусь в ЗАГСе, и пропустила момент, когда нужно было сказать «да». Только когда Богдан дёрнул меня за руку, больно стиснув пальцы в стальном захвате, я поняла, что именно меня ждёт впереди: жизнь с нелюбимым человеком, полная мучения и одиночества.

— Согласны ли вы, Полина, взять в мужья Богдана и быть ему верной и любящей женой в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас? — повторила регистратор.