Наглец (СИ)

— За то, что была такой дурой.

— Все мы порой ошибаемся, — пожимаю плечами. — Рад, что твоё безумство закончилось.

Полина фыркает, а потом сосредотачивает слишком внимательный взгляд на моих губах; её дыхание становится частым и поверхностным, а ладонь, которой она сжимает моё запястье, начинает слегка дрожать.

Но вовсе не от страха.

Провожу кончиками пальцев от её щеки до талии и сжимаю её в своих руках, осознавая, что мне больше не нужно её добиваться — Полина теперь принадлежит мне; безраздельно и не на один вечер, а до конца моей жизни, потому что я её никуда не отпущу. Она вздрагивает, когда мои ладони прикасаются к открытому участку кожи под футболкой, и тянется к моим губам. От её вкуса у меня ожидаемо сносит крышу, так что я просто срываю с неё свою футболку и несу девушку в спальню — навёрстывать упущенное.

Уже позже, когда мы уставшие, но довольные просто лежали в обнимку, Полина вдруг приподнялась на локтях и чересчур серьёзно посмотрела мне в глаза.

— Обещай, что не станешь таким, как Богдан; что даже через десять лет между нами будут взаимопонимание и поддержка, которые есть сейчас.

Вздыхаю, прочерчивая невидимые узоры вдоль её позвоночника, и впериваю взгляд в потолок.

— Знаешь, обычно, когда что-то обещаешь, всё потом идёт наперекосяк и совершенно в другую сторону. Так что я не буду тебе ничего обещать — просто постараюсь не допустить того, чтобы когда-либо мы с тобой друг к другу остыли.

Полина осторожно выдыхает и утыкается лицом мне в шею.

— Я так сильно люблю тебя.

Замираю, потому что впервые слышу от неё это признание, а после крепко обнимаю.

— И я люблю тебя, вредина.

Эпилог. Костя

— Чёрт, она снова сказала мне «нет»! — взрываюсь, чуть не отправив бокал с коньяком в стену.

— Ну, может, она пока не готова, — неуверенно роняет Макс, хотя его лицо говорит о том, что он тоже не понимает, почему Молчанова артачится.

— Это динамо, брат, — фыркает Лёха, опрокидывая в себя очередную стопку. — Прикуй её наручниками к батарее и вызови регистратора на дом — думаю, тётка Кира будет рада помочь другу любимого племянника.

— И чем в таком случае он будет лучше Аверина? — огрызается Егор.

Да что ж за нахрен!

Мы с Полиной уже больше месяца живём вместе; за это время я раз десять не дал Богдану встретиться с ней, который всё пытался что-то предпринять и периодически доводил меня до белого каления. Поначалу он всё ещё пытался угрожать Полине — до тех пор, пока я не пригрозил исключить его фамилию из списка спонсоров нашего семейного фонда. Использовал его тактику, так сказать, пообещав дать журналистам подробное описание того, как Аверин-младший зажабил денег на благотворительность. Было видно, что Богдан в гневе, но у него просто не было выбора — никому не нужна такая «слава» в прессе.

Правда, Аверину всё же досталось: после того, как через пару дней журналисты подкараулили Полину в одном из ресторанов, в газете появилась статья на тему «Миллионер не удержал невесту». Полагаю, теперь ему есть, чем заняться, потому что пресса так быстро его в покое не оставит: не каждый день от богачей сбегают невесты, а если сбегают — значит, что-то здесь не так. Хотя он должен быть благодарен Полине за то, что она не стала подливать масла в огонь и не выдала подробности своего несостоявшегося похода под венец.

Единственное, о чём я жалел — не было возможности оценить реакцию Богдана после того, как я унёс Молчанову из ЗАГСа. Лёха до сих пор находился под впечатлением от того, как вмазал Аверину по морде — когда тот порывался прорвать кордон и кинуться в погоню, не забывая поливать нас с Полиной грязью. Я до сих пор охреневаю от Лёхиного сумасбродства, но ничего другого я от него и не ожидал. Не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы парни не растащили их по разным углам.

Да и не солидно это как-то — серьёзному бизнесмену со студентом драться.

Примерно через пару недель после несостоявшейся свадьбы к Полине приезжал какой-то французский фотограф, который всё пытался уговорить её поехать с ним, чтобы начать карьеру модели, но моя девочка отказалась: сказала, что не хочет менять одну кабалу на другую. Её подруга — эта высокомерная копия прежней Молчановой — тоже пыталась подбить её на переезд, но Полина не сдалась, и по итогу пару дней они не общались, но сейчас, кажется, у них всё в порядке. Лёха дал ей кличку Клеопатра, когда первый раз увидел, и теперь специально бесит Софию, обращаясь к ней исключительно так.

Со своей работы Полине тоже пришлось уйти; причём, на этом настоял не только я, но и её родители: в конце концов, не будет ничего хорошего, если они с Богданом будут каждый день встречаться в офисе — однажды его может нехило бомбануть, и тогда я точно не сдержусь от того, чтобы расхуярить его лицо. А чтобы Полина не скучала, у неё по-прежнему оставалась работа в фонде моих родителей, которую она полностью взвалила на себя — потому что привыкла «ишачить», как она сама выразилась.