Роберт после жалоб Доминики увольнял одну за другой ее нянь, считая их слишком строгими. Гаэль чувствовала себя эквилибристом, балансировавшим между желанием успокоить и сделать счастливым Роберта и заставить Доминику вести себя прилично. Это было единственной причиной их разногласий, но она так и не смогла убедить мужа в необходимости приструнить дочь. Во всех отношениях их брак был бы идеальным, если бы Доминика не создавала между ними напряженности. Ей ничего не стоило солгать, чтобы чего-то добиться или обвинить в чем-нибудь мать. В присутствии отца Доминика немного сдерживалась, но с другими была груба до наглости, особенно с матерью. Гаэль это крайне расстраивало, она пыталась наладить теплые, близкие отношения с дочерью, но ничего не выходило. Когда-то она сама очень страдала без материнской нежности и внимания. В раннем детстве Доминика еще позволяла Гаэль обнять или поцеловать ее, приласкать, но теперь центром ее мира, ее защитником стал отец. Она обращалась с матерью как с самозванкой, обманом пробравшейся в их дом, отчего Гаэль ужасно расстраивалась.
Кроме того, Доминика открыто ее ревновала. У нее развивался классический комплекс Электры, который Роберт поощрял, сам того не сознавая. Дочь бессовестно дурачила отца, желая получать все его внимание и любовь, и считала мать заклятой соперницей. Когда Гаэль старалась донести это до Роберта, он все яростно отрицал и настаивал, что дочь любит их обоих одинаково.
Годы шли, и ситуация только ухудшалась. Доминика росла чрезвычайно способной, ее страстью был бизнес, и она мечтала, как отец, работать на Уолл-стрит. С самого детства она с удовольствием обсуждала вопросы бизнеса, инвестиций, состояния рынка акций. Роберт объяснял, а для нее это был еще один способ исключить мать из круга общения.
Несмотря на то что Доминика создавала некую напряженность, отношения Роберта и Гаэль оставались крепкими, и это еще больше злило дочь.
Роберт всегда был очень щедр. Когда Доминике исполнилось три месяца, он вызвал поверенного и в присутствии Гаэль подробно рассказал ему о финансовых планах в отношении дочери, а именно об основании огромного трастового фонда и своем намерении оставить ей все состояние, а также передать во владение недвижимость, собственность и инвестиции. Деньги должны были поступать на ее счет постоянно, а суммы — увеличиваться. Гаэль могла пользоваться всей недвижимостью пожизненно, но ни подарить, ни завещать не имела права: все позже получит Доминика, по причинам не только эмоциональным, но и связанным с налогами. Гаэль также получит и финансовое содержание, но основное состояние перейдет опять же к Доминике. В завещании Роберт оговорил все условия: Гаэль до конца жизни ни в чем не будет нуждаться и сможет жить где захочет. Это казалось Гаэль более чем великодушным, и она была глубоко благодарна мужу и то, что львиная доля достанется дочери, считала правильным. У нее и в мыслях не было оспаривать финансовые вопросы или состязаться с дочерью за любовь Роберта.
Хоть они ничего и не говорили дочери о завещании, она словно почувствовала причину визита адвоката и с тех пор вела себя как избалованная наследница огромного состояния. Как-то она даже заявила матери, что ждет не дождется, когда вырастет и станет здесь хозяйкой, чтобы уволить всех слуг, которые ей не нравились или смели противоречить. Полное отсутствие в дочери сострадания или сочувствия к окружающим шокировало. Гаэль презирала подобное отношение к людям, потому что оно противоречило всему, что она ценила, особенно скромности и доброте. Ни она сама, ни Роберт такое себе никогда не позволяли.
Заносчивая и избалованная, своей постоянной угрюмостью и недовольством Доминика напоминала Гаэль мать: та тоже никогда ничему не радовалась. Гаэль впервые с ужасом задумалась о том, как будет общаться с дочерью после того, как та вступит в наследство. Оставалось надеяться, что это случится не скоро.
Гаэль больше не возвращалась в модельный бизнес, о чем совершенно не жалела. После лекций по Ренессансу, куда ходила во время беременности, чтобы не умереть от скуки, она всерьез увлеклась историей искусства и теперь посещала соответствующие факультеты в Колумбийском и Нью-Йоркском университетах. Она понятия не имела, чем будет заниматься дальше, но наслаждалась каждой лекцией и расширяла знания об искусстве, и без того уже немалые. Сначала Гаэль подумывала защитить диссертацию, но потом решила, что достаточно степени бакалавра истории искусств от Барнард-колледжа и степени магистра от Нью-Йоркского университета, которыми очень гордилась.
Когда Доминике исполнилось шесть лет, Гаэль и Роберт полетели в Париж. Шел 1953 год, и шрамы войны были уже не столь очевидны. Для Гаэль эта встреча с родиной, несмотря на первоначальные сомнения и колебания, оказалась великолепной, и они прекрасно провели время. Как-то они ходили по Лувру, и Гаэль рассказывала мужу о картинах, причем в таких подробностях, о которых он даже не догадывался, хотя и сам неплохо разбирался в искусстве.