Гаэль кивнула и потупилась, пытаясь скрыть всю глубину обуревавших ее эмоций. Она до сих пор тосковала по Роберту.
— Привыкнуть к такому трудно. Он был центром моей вселенной. Наша жизнь была очень цельной и наполненной. Я все еще не могу принять, что его нет. А дочери пришлось еще тяжелее. Отец обожал ее, а она его боготворила. Иногда я чувствовала себя лишней: между ними была совершенно особенная связь. Но он любил нас обеих и был всегда очень добр и великодушен.
— Но как вы будете жить, когда она уедет? Вам не будет одиноко, тоскливо? — спросил он встревоженно.
Гаэль снова вздохнула, прежде чем ответить, и философски пожала плечами:
— Придется научиться жить без нее. Это рано или поздно случается со всеми родителями. Дети идут своим путем. Я не могу цепляться за дочь, тем более что ей не терпится окунуться во взрослую реальную жизнь. И хоть Доминика наполовину француженка, никакой связи с Францией не чувствует и после колледжа собирается жить в Нью-Йорке.
— А разве сейчас у нее не реальная жизнь? — удивленно вскинул брови Кристофер. — Мне кажется все вполне реальным. Прекрасный дом. Любящая мать. Комфорт и уют. Я уверен, что вы балуете ее, как раньше отец. И возможно, у нее еще куча других привилегий, о которых я не могу даже догадываться. Она просто счастливица, хоть и не осознает этого.
— Дети вообще мало когда чувствуют себя счастливыми. Они считают, что их родители сущие чудовища, выжившие из ума, тупые и злобные. К сожалению, наши достоинства они обнаруживают гораздо позже: либо когда нас уже нет, либо когда сами уедут на край света.
Видимо, такова уж родительская доля, но Кристофер считал это неблагодарностью.
— А ваши родители были такими чудовищами?
Он явно хотел побольше узнать о ней — словно чувствовал, что она многое скрывает.
— Нет, это не про них. У меня была очень замкнутая мать, не от мира сего. И война только ухудшила ее состояние. Она жила в постоянном страхе. После того как расстреляли отца за участие в Сопротивлении, брат месяцем раньше погиб под колесами немецкого грузовика и нацисты отобрали у нас дом, она совсем слегла и больше так и не оправилась.
Гаэль умолчала о своей главной трагедии, лишь заключила:
— Мы все заплатили очень высокую цену.
— Я был с Шарлем де Голлем в Северной Африке, — вдруг признался Кристофер.
Гаэль не хотела ни спрашивать, ни уточнять. Иногда обстоятельства вынуждают делать то, о чем нет желания говорить.
— Я был очень молод, — продолжил Кристофер, — всего восемнадцать. Мне довелось многое пережить, и я не хотел бы снова пройти через это.
Гаэль согласно кивнула и решительно сменила тему: стала расспрашивать о музыке к фильму, над которой он сейчас работал, и призналась, что просто влюбилась в ту мелодию, что прослушала в записи.
— Она вас тоже убаюкала? — рассмеялся Кристофер. — Это происходит почти со всеми, кто ее слушает. Мне следовало бы продавать ее как снотворное.
— Да, вы правы, — смутилась Гаэль. — Было ведь поздно, я ужасно устала, но, пока не отключилась, слушала с удовольствием.
Оба рассмеялись.
— Ну вот видите! Колыбельная лучше любого снотворного!
Они допили шампанское и приступили к трапезе. Правда, высокой кухней это не назовешь, но еда была простой, сытной, а шато-марго придавало ей изысканности.
После ужина Кристофер затопил камин в гостиной, и они долго говорили о его преданности музыке, ее планах реставрации музея и о том, как лучше известить туристов об открытии нового музея. Все идеи ему казались блестящими. Гаэль умная, образованная и наверняка знает, как организовать все наилучшим образом.
Было уже начало второго, и Кристофер поднялся, решив, что пора и честь знать.
— Могу я заинтересовать вас приглашением на ленч завтра? — спросил он, когда они вышли в прихожую.
Гаэль с сожалением покачала головой:
— Мне нужно быть на аукционе, кое-что купить для дома. Не хотите пойти со мной?
— С удовольствием! — обрадовался Кристофер: она сама его пригласила.
Они договорились встретиться в два часа пополудни в отеле «Друо». Там проводились лучшие в Париже аукционы, где Гаэль находила восхитительные вещи: от прекрасных картин до одежды, игрушек, садовых инструментов, редких книг, вин, старинных военных мундиров и винтажной кухонной утвари. Разнообразие выставленных на аукцион предметов поражало. Завтра она собиралась поторговаться за несколько картин, серьезно подумывала купить их и пожертвовать одну музею, но из скромности помалкивала об этом.
Кристофер поблагодарил ее за ужин, помахал на прощание и покинул особняк. Гаэль еще немного посидела у огня, обдумывая события прошедшего вечера, и отправилась в спальню. Засыпала она снова под его музыку: ей хватило буквально двух минут.
На следующее утро она проснулась, когда солнечный свет уже струился в окно. День выдался как по заказу.