Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы

Еще один пример восхищения, вызываемого разбойниками на театральных подмостках, – поставленная в нашей стране «Опера нищих». Нижеследующий отзыв о выдающемся успехе премьеры данного спектакля приведен в примечаниях к «Дункиаде» и процитирован Джонсоном в его «Биографиях поэтов»: «Эту пьесу принимали с небывалым восторгом. Помимо того, что она игралась в Лондоне шестьдесят три дня без перерыва и вновь прошла с аншлагом в следующем сезоне, она была поставлена во всех крупных городах Англии, во многих местах игралась по тридцать или сорок раз, а в Бате, Бристоле и ряде других городов – пятьдесят раз. Ее триумфальное шествие продолжили постановки в Уэльсе, Шотландии и Ирландии, где она игралась двадцать четыре дня подряд. Дамы носили в веерах тексты любимых песен из нее, в домах вешали щиты для объявлений с ее афишами. Она принесла славу не только автору. Прежде безвестная актриса, игравшая Полли[635], неожиданно стала всеобщей любимицей; гравюры с ее портретами пользовались большим спросом; была написана ее биография, вышли в свет сборники адресованных ей писем и стихов в ее честь и даже брошюры с ее изречениями и остротами. Мало того, пьеса на время вытеснила из Англии итальянскую оперу, которая до этого безраздельно господствовала на ее подмостках в течение десяти лет». Доктор Джонсон в жизнеописании автора сообщает, что Херринг, впоследствии архиепископ Кентерберийский, осуждал оперу, видя в ней поощрение пороков и даже преступлений, делающее из разбойника героя и оставляющее его в итоге безнаказанным, и добавляет, что говорили даже, что после ее показа шаек грабителей явно стало больше. Доктор подвергает данное утверждение сомнению, аргументируя свою позицию тем, что разбойники и взломщики редко ходят в театр и что едва ли можно грабить, чувствуя себя в безопасности, свидетельством чему, по его мнению, служит осужденный на смерть Макхит – один из героев пьесы. Но не будь Джонсон столь безапелляционен, он, вероятно, очень легко обнаружил бы, что разбойники и взломщики посещают театр не реже остальных и что потешная демонстрация удачливых злодеев со всей определенностью дает примеры для подражания молодым и порочным. Кроме того, нелишне прислушаться к мнению пользующегося немалым авторитетом сэра Джона Филдинга, главного судьи суда на Боу-стрит, который категорически утверждал (подкрепляя свое утверждение протоколами заседаний своего ведомства), что в период, когда означенная опера была столь популярна, число разбойников значительно возросло.

Есть и другой, куда более современный пример театральной постановки с тем же результатом. Это «Разбойники» Шиллера – замечательная пьеса, написанная тогда еще зеленым юнцом и при всех своих достоинствах извратившая вкус и воображение всех молодых людей Германии. Один маститый критик, наш соотечественник (Хэзлитт), пишет, что это была первая пьеса, которую он прочел в своей жизни и которая оказала на него такое воздействие, что «поразила [его], как удар». Он не забыл ее и по прошествии двадцати пяти лет; она, как и прежде, была, по его словам, «давним обитателем покоев [его] разума» и даже в ту пору имела на него поистине магическое влияние, причин которого он не мог толком объяснить. Ее главный герой – великодушный разбойник с возвышенными помыслами – вызывал у публики такое восхищение, что несколько неопытных студентов, страстно желая пойти по пути персонажа, в котором они видели воплощение благородства, покинули свои дома и учебные заведения и подались в густые леса, дабы облагать данью путников. Они думали, что будут, как Мавр, грабить богачей, обращаться с красноречивыми монологами к заходящему солнцу или восходящей луне, облегчать участь встреченных ими бедняков и распивать с товарищами фляги рейнвейна на труднопроходимых горных перевалах или в палатках в лесной чаще. Однако небольшой, но полезный опыт чудесным образом охладил их пыл; они обнаружили, что настоящие, обычные разбойники имеют мало общего с традиционными сценическими бандитами и что гораздо лучше читать дома у камина о тюрьме, где они провели три месяца, питаясь хлебом и водой и спя на сырой соломе, чем в нее попадать.

Лорд Байрон с его возвышенными, произносящими монологи разбойниками в какой-то степени извратил вкус юных рифмоплетов своей страны. До сих пор, однако, последние демонстрировали больше здравого смысла, нежели их немецкие собратья, и не уходили в лес для вылазок на большую дорогу. Сколько бы они ни восторгались Конрадом-корсаром, они не выйдут, следуя его примеру, в море и не поднимут черный флаг. Свое восхищение они выражают только на словах, наводняя периодические издания и музыкальные магазины страны виршами, повествующими о похождениях всевозможных пиратов и бандитов и их возлюбленных.

Но больше всего вреда от драматургов, и Байрон в этом отношении менее грешен, нежели Гей или Шиллер. С помощью декораций, изысканных одежд, музыки и донельзя неправдоподобных воззрений своих персонажей они портят массовый вкус и не ведают,