Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы

Большинство писателей, затрагивая в своих произведениях тему дуэлей, объясняют их происхождение воинственными обычаями тех варварских народов, что наводняли Европу в первые столетия христианской эры и предпочитали разрешать взаимные разногласия силой оружия. Действительно, дуэли в их примитивном и наиболее широком толковании суть не что иное, как поединок – универсальное средство, к которому прибегают все дикие животные, включая человека, дабы чем-то завладеть или что-то отстоять либо отомстить за нанесенное оскорбление. Две собаки, рвущие друг дружку за обладание костью, два петуха, дерущиеся на навозной куче ради любви приглянувшейся им курочки, два дурака на уимблдонском общинном выгоне, стреляющие друг в друга для удовлетворения оскорбленного достоинства, – все они в этом отношении одинаковы, являясь дуэлянтами. По мере развития цивилизации наиболее образованные люди естественным образом все более стыдились подобного способа урегулирования споров, и в результате были обнародованы первые законы о возмещении ущерба. Тем не менее зачастую обвиняемый не имел прямых доказательств для опровержения утверждений обвинителя; и во всех случаях такого рода, которых на этапе становления европейской цивилизации было, надо полагать, превеликое множество, стороны прибегали к единоборству. Считалось, что Всевышний придает силу, мужество и решимость тому из комбатантов (сражающихся), на чьей стороне правда, и дарует ему победу над противником. Как удачно заметил Монтескьё[639], вера в это была вполне естественной для людей лишь недавно вышедших из варварства. Очевидным следствием их воинственности было то, что человек, лишенный мужества – главной добродетели своих соплеменников, подозревался и в других пороках, кроме трусости, которая обычно считалась спутницей предательства. Тот же, кто проявлял в схватке наивысшую доблесть, считался невиновным, какое бы преступление ему ни инкриминировалось. Разумеется, если бы люди мысли, во многих ситуациях выгодно отличающиеся от людей действия, не думали над тем, как обуздать буйные нравы соотечественников, общество рано или поздно вернулось бы к первобытному состоянию. Понимая это, власть имущие начали ограничивать ситуации, в которых закон разрешал подтверждение или опровержение обвинения путем единоборства, как можно более узкими рамками. Законом короля бургундов Гондебальда, принятым в 501 году, доказывание посредством поединка дозволялось во всех судебных разбирательствах взамен присяги. При Карле Великом бургундская практика распространилась на всю Франкскую империю, и не только тяжущиеся стороны, но и свидетели и даже судьи были обязаны отстаивать свою правоту, свои показания и решения с оружием в руках. Его преемник Людовик Благочестивый попытался исправить это все более массовое зло, разрешив дуэли только в апелляционных делах о тяжких преступлениях, в гражданских делах при рассмотрении согласованных сторонами вопросов о вынесении «приказа о праве»[640] и в делах рыцарского суда на предмет оспаривания рыцарского звания. От этих испытаний освобождались только женщины, больные и увечные, а также мужчины младше пятнадцати и старше шестидесяти лет. Священнослужителям можно было выставлять сражающихся вместо себя. Эта практика с течением времени распространилась на все процессы по гражданским и уголовным делам, которые отныне должны были решаться путем поединка.

Духовенство, властвуя над умами, никогда не одобряло систему юриспруденции, которая, как видно, стремилась сделать разрешение всех мыслимых коллизий прерогативой сильнейших. Священники с самого начала решительно выступали против дуэлей и старались, насколько им позволяли предрассудки той эпохи, обуздать воинственный дух, столь чуждый принципам религии. На Валенсийском и впоследствии на Трентском соборе они отлучили от церкви всех дуэлянтов, их ассистентов и зрителей, объявив, что этот богомерзкий и отвратительный обычай распространился по наущению дьявола, дабы губить тела и души. Они также заявили, что правители, потворствующие дуэлям, должны быть лишены всей светской власти, права творить правосудие и владений, где те устраиваются с их позволения. Далее мы увидим, что этот пункт лишь поощрял практику, которую был призван предотвращать.