— Скажите, Преподобный, а к какой именно конфессии принадлежит ваша община?
— Я ждал этого вопроса, — приторно заулыбался тот. — Видите ли, старая церковь погрязла в грехе, перекраивая Святое Писание к своей выгоде. И только мы, — торжественно возвестил он. — Истинно верующие, смогли отделить зерна от плевел и обратясь к Свету, отринуть Мрак!
Я хмыкнула, сворачивая в узкий проулок, вслед за Рыжиком, мелькнувшим у низкой ограды.
— А ты, дочь моя, — Моисей подошел вплотную. — Веруешь — ли?
— Честно говоря, не очень. — Призналась я.
— Невежество, дитя мое, ведет к Мраку, — глубокомысленно изрек он. А потом продолжил. — Мы горячо молились, чтобы король Альдо, обретя по воле Господа законную супругу, отрекся от своих заблуждений.
Моисей заглянул мне в глаза.
— Ты ведь русская?
Я кивнула, и он продолжил на моем родном языке:
— Ты могла бы сделать для Окатора то же самое, что сделала некая византийская принцесса, — сказал он почти без акцента.
— Вы говорите о Крещение Руси?
— Совершенно верно, — быстро закивал он головой. — Этому миру не хватает веры в Создателя, смирения и покорности. Нашим мольбам, эр-рех не внемлет, но ты — другое дело! Я вижу в тебе Искру Божью…
Моисей, не переставая, говорил о благе, которое принесет его учение «измученным» жителям Окатора. Ведь все что им нужно для обретения гармонии, это «искреннее покаяние». В своих мечтах он наверняка видел себя, по меньшей мере, епископом, а то и Папой. Я слушала его краем уха, следуя за крадущимся в тени домов малышом, до тех пор, пока мы не оказались перед небольшим сараем, с запертой на висячий замок дверью.
Я видела, как малыш, буквально ввинтился между его стеной и каменным забором и сейчас мог быть только внутри.
— Что там? — Оборвала я излияния Моисея. И он несколько минут удивленно смотрел на меня, как будто не понимая, как он здесь оказался.
Его лицо помрачнело и он, поджав тонкие губы, буркнул:
— Сарай.
— О, мы так увлеклись беседой, госпожа, что не заметили, как забрели сюда. Здесь нет ничего интересного.
— Вы не могли бы открыть эту дверь? — тут же попросила я.
— Желание гостя, закон! Но… зачем вам это? Клянусь, там ничего нет!
В этот момент внутри сарая раздался глухой звук. Рави подошел ближе и стал внимательно прислушиваться.
— Но у меня нет ключа, — в голосе Моисея зазвучали панические нотки. — Мы можем сходить за ними, если вам будет угодно.
Ага, а когда вернемся, внутри точно ничего не будет!
— Нет, пошлите кого-нибудь за ключом. Я подожду.
— А вы разве не торопитесь? — гаденько улыбнулся Моисей.
— Ты сможешь открыть эту дверь, Рави? — повернулась я к парню.
И прежде, чем кто-то успел помешать, он одним ударом сбил замок. Не мешкая ни секунды, я буквально влетела внутрь. Священник проскользнул за мной и закрыл дверь перед лицом парнишки.
— Ноэль! — обеспокоенно крикнул мой охранник.
— Все в порядке, проследи, чтобы никто сюда не входил, — отозвалась я, оглядываясь по сторонам.
В этот момент в крохотное низкое окошко, прямо на кучку корней, ужом протиснулась худенькая фигурка. Увидев нас, ребенок метнулся в угол и зарылся в кучу соломы.
— Госпожа, — быстро заговорил Моисей по-русски. — Это недоразумение, и вы не должны беспокоиться…,- взвизгнул он.
Я, не слушая его, подошла ближе и присев на корточки, осторожно разгребла прелую солому.
Вжавшись в стену и обнявшись, там сидело двое малышей! Рыжик обнимал совсем маленького, светловолосого, который очень быстро запихивал в рот принесенные с берега корни.
— Вы морите детей голодом? — вне себя от злости, прошипела я.
— У меня есть право наказывать, — быстро ответил Моисей.
— И чем же они провинились?
— Это порожденье Сатаны! — вдруг выпалил он. — Их привезли год назад. Эр-рех хотел, чтобы мы вложили свет в их души! И я поселил их в своем доме, рядом со своими детьми, полагая, что они чисты…. Но они закостенели в своих грехах! На них печать Порока! Такие волосы и глаза не могут принадлежать человеку! Эту мы остригли, надеясь, что усердная молитва смягчит цвет, — указал он на неровные рыжие пряди. — Но они отросли снова! — взвизгнул он так громко, что младшая девочка испуганно застыла. Сине-зеленые, колдовские глаза Альдо наполнились слезами.
— Видите!
— Вижу, — улыбнулась я малышке.
— Хорошо, что вы не выкололи ей глаза, надеясь, что Господь даст ей другие! — прошипела я, отталкивая Моисея.
— Только умертвляя плоть можно очистить душу, грех у них в крови! И я грешен, — вопил он. — Я поселил в своем доме плоды греха!
Священник с горящими «праведным» гневом глазами говорил об очищении заблудших душ, а я все больше и больше хотела, чтобы Кара Господня поразила его самого.
— Я забираю их.
— Нет! — Моисей с неожиданной силой оттолкнул меня.
Оставить тут детей я не могла, но силой мы с Рави вряд ли чего-нибудь добьемся. И тут меня осенило!