Найденыш

Ворожей добрался до первых деревьев, но там он не присел за ближайшим стволом, а продолжал, не сбавляя шага, двигаться дальше. Тут до меня дошло, что я, похоже, сглупил, решив не поднимать тревогу. Ворожей замелькал среди деревьев, и мне пришлось прибавить ходу, чтобы не упустить его из виду. Песок кончился, и я бежал по мягкому мху, устилавшему землю среди деревьев, проклиная собственную глупость и безрассудство. Возвращаться и гоношить братву было уже поздно. Он удирал — это уже безо всякого сомнения. Но зачем? Скорее всего, по приказу купца спрятать что-нибудь. Островок хоть и небольшой, но не будешь же его перелопачивать весь. А может, у него и самого в загашнике что-то имелось? Спрячет, зароет — и поминай как звали. А потом его пытай не пытай — все одно, не расколется. Он ведь какой-никакой, а маг! Это купцу или матросне можно фитилей между пальцев понавтыкать и запалить или раскаленным прутом пятки поджарить, а магов надо бить сразу. Ну, а коли промахнулся, пусть тебя боги хранят. Я бежал за ним, и меж лопатками у меня тек холодный пот. Быть услышанным я не боялся: ворожей несся, не разбирая дороги, только хруст от упавших сухих ветвей стоял, да светящиеся горицветы голубыми брызгами разлетались в стороны. Но мне было все равно не по себе. Похоже, влип я крепко. Забрался я уже далече — отсюда ори до посинения, а на берегу и знать об этом не будут, одно только и утешало, что если он меня не засек до сих пор, то, значит, у него в голове и мыслишки нет о том, что за ним кто-нибудь следить может, а значит, моя башка не такая уж пропащая.

Много чего я передумал, пока бежал за ним и уворачивался на бегу от низкорастущих ветвей. Пару раз мне сучком чуть глаза не повышибало, а ворожей все не останавливался. Я уж стал прикидывать, что эдак мы и до противоположного берега острова домчимся, как вдруг он сменил бег на шаг. Я вовремя спохватился. Ночь безлунная, от горицветов толку почти никакого, я за ним на одном чутье только и шел. Когда он остановился, замер и я, притаившись за толстенным, в три обхвата, стволом, но видеть я не видел ни шиша. Ворожей был неподалеку, но что он там собирался делать, я понятия не имел. Деревья света не добавляли, к тому же он в одежде темной, в ночи плохо различимой. Я от бессилия чуть в полный голос не взвыл. Зачем, спрашивается, тогда я за ним поперся? Что я Ожерелью скажу? Погнался за ворожеем, который мне подозрительным показался, а что этот ворожей делал, я и знать не знаю, потому что темень в лесу стояла непроглядная, так, что ли? А как к нему подобраться незамеченным? Ох, дурак я, дурак…

Я помотал башкой, отгоняя прочь сумятицу, и осмотрелся. Темно оно, конечно, но ничего: я в темноте вижу не хуже кошки, а пока бежал, и глаза успели привыкнуть. Разберемся. То, что я увидел, меня мало обрадовало. Вокруг смутно чернели деревья, там и сям бледно светились горицветы — ничего такого, за что бы глаз мог зацепиться… Но покуда мне везло, я решил использовать везение до конца. Я лег ничком, то есть брюхом на мох, и пополз медленно и тихо, как слизень, стараясь не поднимать головы и обползая светящиеся горицветы. А их здесь росло навалом. Я и десятка шагов еще не отполз от дерева, как возненавидел эти цветы лютой ненавистью. Могли бы и в другом месте светиться! Они стояли на своих тонких стебельках, раскрыв слюдяные чаши небу. Немочь бледно-голубая, раздери их демоны! Я осторожно вытягивал вперед руки, будто это и не руки были, а драгоценнейшее хрупкое стекло, клал их на мох и медленно подтягивал тело. Сердце у меня колотилось бешено. Казалось, стук его раздается по всему лесу, он мне страшно мешал, в ушах просто гул стоял. Под руку мне таки попалась высохшая ветка. Треснула она, наверное, не так уж громко, но мне почудилось, что над ухом моим грянул гром небесный. Я вдохнул и забыл, как дышать, все ждал, что на плечо мое опустится рука, пальцы сожмут плечо, ну а дальше… Я лежал и слушал, как грохочет у меня в груди сердце. Нет, вроде пронесло. Я потихоньку выпустил воздух из легких и собрался было ползти дальше, но у меня ничего не вышло. Я не сразу понял, в чем дело, а когда сообразил, меня стал разбирать нервный смех. Я, когда двинуться ползком наметил, то перекинул перевязь с ножом так, чтобы он за спиной оказался, и вот лежу я теперь, свою правую руку ищу, а она у меня мертвой хваткой в рукоятку ножа вцепилась. Я разжал пальцы и вытер потную ладонь о штанину. И пополз дальше. Ползу и молюсь. Морскому Старцу молюсь, который над моряками владыка, чтоб охранил верного ему Сына Моря. Кому еще? Самому Роду, что за все жизни и судьбы в ответе. Отведи от меня Род взор смерти, я пожил еще мало, рано мне к пращурам…