Найденыш

— Один. Зимородок. И пираты.

— Людишки не в счет. Ладно, возвращайся. Мы отблагодарим тебя за услугу. Будешь с нами. — Голос темного мага стал довольным дальше некуда. У, сволочь…

— Где вы? — спросил ворожей.

— Близко, — захохотал темный маг.

Я понял сразу, что разговор окончен, но голос темного мага продолжал звенеть у меня в ушах. Что теперь делать? Зимородка и нас продали с потрохами, как снулую рыбу на городском торжище в Шухе! Но, однако, мне надо сматываться отсюда побыстрее, чтобы успеть предупредить своих и даже этих, с лодьи. Вот пригрели выродка! Хорошо бы Зимородок уже вернулся, остальные могут еще и не поверить, хотя вряд ли: Ожерелье поверит, он, по-моему, после случая со светлым магом на «Касатке» поверит всему, что бы я ни рассказал.

Ворожей, подлая скотина, по-прежнему сидел спиной ко мне, то ли отдыхая, то ли еще что. Я не стал терять попусту времени и, пользуясь моментом, стал задом отползать, толком не зная еще куда, но лишь бы подальше от этого места. А там руки в ноги — и побыстрее к берегу.

— Стой! — Резкий оклик хлестнул меня и эхом отдался в голове.

Тело вдруг налилось свинцовой тяжестью, я не мог даже пальцем пошевелить, не говоря о том, чтобы продолжить передвигаться ползком. Будто кто-то придавил меня огромной ладонью, решив навечно впечатать в мох. Проклятый предатель не спеша поднялся на ноги. Лист карты в его руках зашевелился, сворачиваясь в трубку, которую я поначалу принял за палку. Мой подбородок вдавился в мох, от бессилия я скрипел зубами. Я дергался, как червяк под каблуком, но ничего не мог поделать. Он повернулся лицом ко мне и ткнул в мою сторону свернутой картой.

— Встань! — приказал он. — Иди ко мне!

Боги великие! У кого-нибудь когда-нибудь было такое, чтобы его собственные руки и ноги не повиновались хозяину, а выполняли чужие приказания? Я ничего не успел сообразить, как оказался на ногах, а затем они, ноги мои, зашагали к нему.

— Иди сюда, мальчик. Поговорим, — звал меня ворожей, похлопывая картой по бедру.

Его слова почему-то эхом отзывались у меня в башке, словно я перехватывал сначала мысли, а потом уже слышал сказанное.

«Щенок, — вдруг услышал я. — Какой любопытный. Ничего, сейчас ты у меня все забудешь».

Он этого не произносил вслух, но я услышал. Ноги мои, не слушаясь меня, топали прямо к ворожею, и я вместе с ними, разумеется. Расстояние между нами сокращалось. Страха я напрочь не испытывал, а вот злобен был так, как от себя и не ожидал. Я ненавидел ворожея самой лютой ненавистью, на которую был способен. Ненависть клокотала во мне.

«И не надейся, что забуду, — со злобой подумал я. — Я уж все силы приложу, чтобы не забыть. Скорее ты собачьего дерьма наешься».

Так я думал, глядя ему в лицо, которое приближалось ко мне с каждым шагом. А он вдруг встрепенулся, и на морде его появилось встревоженное и растерянное одновременно выражение. И тут со мной что-то произошло. Для начала в моих конечностях появилась былая легкость, а дальше я вдруг как-то по-особенному «заорал» у себя в башке. Рожа ворожея перекосилась, а невидимые путы, которыми он меня опутал, исчезли. Дальнейшее я помню с трудом. Что-то коротко просвистело в воздухе. Ворожей внезапно стал заваливаться на спину, вскинул руки к лицу. И в тот же миг мой левый глаз взорвался такой болью, что я чуть не спятил.

Очнулся я на коленях, зажимая глаз ладонями и уткнувшись теменем в мох. Боль в глазу пропала. Я поморгал для проверки, вроде как все в порядке, и посмотрел на своего врага. Ворожей валялся поодаль, его босые пятки судорожно скребли землю. Первым моим порывом было бежать, пока не поздно, но я не мог пошевелиться. Ворожей дернулся еще пару раз и затих. И вдруг я понял, что затих он надолго. Навсегда. Мне стало страшно и холодно, дрожь затрясла меня до стука зубовного. Я клацал зубьями, а сам непослушной рукой тянулся за спину к ножу. На всякий случай. Дрожащие пальцы нащупали пустые ножны. Нож-то где? Где?! Потерял?!

Что-то смутно бродило в черепе, уверяя, что нож не потерян. Я осторожно встал на подгибающиеся ноги и сразу увидел свой нож. Оказывается, за это время успела взойти луна. Темная рукоятка торчала из левой глазницы ворожея. У моего ножа есть маленькая гарда, как у меча, а на конце рукояти вырезана оскалившаяся морда льва. По ней я и узнал свой нож, гарды я не увидел: она ушла глубоко в глазницу. Ворожей стал покойником. Лезвие у ножа — ой-ой-ой — в полторы ладони кормчего: метать его всегда было удовольствием.